как раз установка каталитического окисления аммиака — но Вера старалась ему еще толику знаний добавить, ведь там, в Сибири, в случае чего срочно уточнить что-то неясное будет крайне затруднительно. А неясного могло встретиться уж слишком много чего: производство азотной кислоты там вообще считалось «вспомогательным»…

В свое время Лаврентий Павлович очень долго не мог понять, почему новый завод нужно ставить в такой глуши, однако когда Вера ему показала, что на этом «бельгийском» заводе можно делать если его «слегка облагородить советским оборудованием», то большая часть его возражений отпала. Хотя далеко не все:

— Ты хоть понимаешь, что там придется дорогу верст, наверное, в сто прокладывать?

— Я понимаю, что верст в полтораста: местность там не на ровную степь вообще не похожа, дорога петлять будет. Но дорога — это всего лишь пятнадцать тысяч тонн рельсов… для начала, дорогу выстроить несложно.

— Думаешь, в стране пятнадцать тысяч тонн металла где-то без дела валяются?

— Вы бы уже привыкли к тому, что думать я вообще не умею. Я просто знаю, что дорогу строить нужно, а где взять рельсы…

— Опять хочешь их у шведов купить? Так у американцев рельсы вроде чуть не вдвое дешевле…

— Нет, нужно поддерживать отечественного производителя. Если совсем уж худо с металлом, так запустим еще раз печь в Ханино, а руду можно пока, как и кокс, туда по железной дороге возить. Да и в Сибири дорогу можно пока узкоколейку пробросить… пока стройка идет, а для нее мы пионеров сагитируем металлолом собрать. Пионеров в стране много, а потом и в Керчи завод заработает. Найдем рельсы…

Тогда Лаврентий Павлович рельсы изыскал, дорогу (пока что именно узкоколейку) проложили (и получилось почти сто сорок километров), выстроили заводской поселок (временный, там просто поставили много обычных изб), завезли сразу десяток «сельских дровяных электростанций»… А теперь Вера рассказывала Ивану, что дорогу нужно постепенно (но очень быстро) поменять на «нормальную колею», жилой городок сделать все же именно городом — и еще советовала сделать кучу разных дел. Откровенно говоря, Иван даже не отбрыкивался — он лишь сказал, «я ведь химик, не строитель и не железнодорожник, но все равно постараюсь». И в то, что он стараться будет, Вера не сомневалась — а вот что у него в результате получится…

Поэтому она ездила еще в МВТУ, в МИИТ — и уговаривала юных выпускников на трудовой подвиг во славу страны. Получалось… неплохо получалось, молодежь все же действительно мечтала о таких подвигах, а потенциальные бытовые трудности… студентам прошедшим через московские общежития, даже отдельная изба в глухой сибирской тайге казалась верхом роскоши, к тому же в МВТУ прекрасно знали, что НТК своим специалистам очень быстро обеспечивает почти любые из доступных жизненных благ. А путейцы — они и изначально на «сладкую жизнь в столице» не рассчитывали.

Еще Вере пришлось мотаться в наркомат путей сообщения, где были очень не рады тому, что выпускников МИИТа кто-то «забирает на сторону» — но и они предпочли из-за десятка выпускников с НТК не ссориться. Так что уже через неделю Иван отправился к месту работы с двумя десятками «помощников». Но «бельгийский бумажный завод» был лишь одним из новых предприятий химпрома НТК, так что поездки Веры по Москве и окрестностям не прекратились. Благо теперь по городу стало перемещаться гораздо легче.

После того, как в Москве появился ОРУД, движение по улицам очень быстро перестало напоминать суету муравьев после того, как муравейник разворошили палкой. Упорядочилось это движение, а еще в городе быстро стало сокращаться число извозчиков. Потому что город стал стремительно наполняться автомобилями (грузовиками из Городца), которые «взяли на себя» большую часть грузовых перевозок. Пока что грузовики ездили неспешно, соблюдая ограничение скорости в двадцать пять километров в час (скорее всего потому, что водители еще были неопытными и быстрее ездить просто боялись). Но так как в кузов грузовика влезало две тонны всякого, а автомобилю перерывы на кормежку и отдых не требовались, то уже бегающие по улицам почти четыре тысячи авто убрали с этих же улиц больше двадцати тысяч разного рода телег. А чуть меньше тысячи легковых малолитражек, работающих в качестве такси, полностью вытеснили извозчиков — так что порядка на улицах стало больше, а ездить по ним стало гораздо легче. Вот только все же долго бороздить просторы московских улиц у Веры не получилось: тридцатого июня ее пригласил к себе Лаврентий Павлович. Домой к себе пригласил, и Вера долго изумленно оглядывалась, зайдя в соседний подъезд:

— Так значит Нина Теймуразовна — это ваша жена, а Сережка — сын… Интересно, а как я вас здесь так ни разу и не заметила?

— Ну, если домой раз в две недели заходить, то трудно с соседями познакомиться. Очень приятно, я ваш сосед, Лаврентий Павлович меня зовут, а вас? Ладно, поудивлялась и хватит, я тебя по делу пригласил. Но на работе о деле этом говорить… а здесь точно никто чужой не услышит. Тебе все равно откуда со швейцарским паспортом ехать?

— Ну, в принципе, да, все равно.

— Приедешь в Берлин, вручишь орден, а потом, дня через два… кстати, когда вернешься, свой орден получишь. Трудовое Знамя…

— Никаких орденов! Не нужно ко мне привлекать лишнего внимания. Ладно, получила я кандидатскую степень вместе с дипломом, ну так это дело не особенно удивительное, не первый раз выпускники такого удостаиваются.

— Ага, в пятнадцать лет…

— В шестнадцать. Стоп, кто еще об этом знает?

— Я знаю… Еще Иосиф Виссарионович, а больше никто. И не узнает, мы решили, что если ты хочешь быть Верой Синицкой, так это твое личное дело. Заслужила хотя бы зваться как пожелаешь… а копать про тебя глубже мы точно не будем. Захочешь… неважно. Значит так: из Берлина ты по своему, то есть нашему паспорту отправишься в Софию — для этого тебе дипломатический паспорт уже оформили — поездом отправишься, а там погуляешь по улицам, зайдешь… ты адрес запомнить сможешь? Записывать его нельзя…

— Запомню.

— Значит так, бульвар… Евлоги Георгиев…

— Георгиев, на «и» ударение.

— А ты откуда… не отвечай.

— И не отвечу: у нас и болгар было много довольно. Не то, чтобы очень много, но вот как они смешно ударения ставят, я запомнила. Потому что смешно… Ладно, дальше: Канал, а дом какой?

— Какой канал?

— Бульвар Евлоги и Христо Георгиев местные называют именно Каналом, потому что там как