— Безусловно! — хихикнула Ее Величество.

Хорошее настроение у нее сегодня — умеет абстрагироваться даже от самых насущных, но неприятных тем. Да и что ей наша мелкая ссора — сколько таких было, сколько таких будет? Императрица для себя уже давно все решила, и теперь кнутом и пряником ведет меня к провальному во всех отношениях браку. Смотри, сынок — вот какая я всепрощающая, добра тебе, дурачку, хочу, трачу свое личное время на твоих гостей, чтобы ты, милый мальчик, не наломал дров и случайно не нажил могущественных врагов. Что ж, меня такое ее поведение устраивает — кто еще научит меня существовать в условиях долбаного Двора, как не главное его действующее лицо?

— Мама, происхождение большей части моих коробок с задумками я не смогу объяснить, — признался я. — Они просто открылись мне при первой после гибели Никки молитве. Никакого Сибирия прибывшие со мной ученые не открывали — я рассказал им способ получения, а они просто хорошо справились со своей работой. Награду тем не менее заслужили, и я бы хотел попросить вас позаботиться об организации Премии Романовых. Ею мы станем отмечать людей, внесших большой вклад в отечественные науки и искусства. Скажем — двадцать тысяч рублей да личное дворянство за первое открытие или шедевр, дворянство потомственное — за второе.

Мария Федоровна перспективы оценила:

— Мальчик мой, это великолепная идея! Царственный дом Романовых чуть ли не с момента образования династии покровительствовал ученым мужам и талантливым литераторам, и подобная премия изрядно упорядочит этот процесс. Я завтра же отдам потребные распоряжения.

Сегодня, получается, маменька работать не хочет.

— Что касается твоих «задумок», — приложив палец к подбородку, подумала и широко мне улыбнулась. — Русский цесаревич не обязан ничего объяснять каким-то там ученым.

На душе стало полегче — придумывать легенду типа той, что сопровождала Сибирий на каждый способствующий прогрессу чих я тупо устану. Ну и вранья допускать нужно как можно меньше — Царь-пушка у нас есть, Царь-колокол — тоже, а вот Царь-врун народу не нужен совсем.

Кабинет у меня здоровенный. Перед окном с видом на внутренний двор стоит покрытый сукном, дубовый стол. Сидеть мне надлежит в мягком кожаном кресле с резными ножками. Стены кабинета обиты деревянными панелями, у правой имеется камин с комплектом кресел — для переговоров с уютом. У левой — диван с журнальным столиком. Остатки места заняты книжными полками, картинами и гобеленами. Освещение электрическое — люстра на потолке, четыре светильника на стенах и настоящая электрическая лампа с выключателем на моем столе. Настоящий хай-тек!

Мария Федоровна заняла диван, я опустился в кресло — удобное, нравится — и напомнил:

— Я обещал рабочим отменить заводские лавки и пересмотреть систему штрафов. Черновик приказа у меня есть, кому отдать на доработку?

— Федя — честный и исполнительный секретарь, — сослалась она на своего протеже. — Давно служит при Дворе, и ты можешь доверять ему так же, как и мне. Любые черновики надлежит передавать ему — он знает, что с ними делать.

Нести маменьке, ага.

— Слово Императора — закон, и я бы хотела, чтобы впредь ты давал меньше обещаний, — заявила она. — Тем более — нищим и необразованным бунтовщикам.

— Спасибо, мама, — не стал я вступать в спор.

Задрали своим «это быдло понимает только силу». Ничего, скоро академик Павлов всему миру расскажет, что важен не только кнут, но и пряник!

Дмитрий Иванович словно сошел ко мне с висевшего в школьном кабинете химии портрета. Седина соперничала с чернотою в длинных, до мочек ушей, волосах и густой бороде. Наибольшее сопротивление оказывали усы: их цвет почти не изменился от прожитых лет. Над этим великолепием утесом нависал окруженный морщинами нос с горбинкой. Драчлив великий русский ученый, вот и попортил ему профиль чей-то не испытывающий пиетета перед высокой наукой кулак. Горящие вопреки почтенному возрасту глаза сохранили остроту зрения, и теперь с добродушием и уважением — ну и что, что молод? Вон каких дел наворотил, это даже без учета чувства ранга уважения заслуживает — смотрели на меня из-под высокого, венчающегося парой залысин, лба. Мимические морщины говорили о непростом характере Дмитрия Ивановича — брови по привычке пытались на меня нахмуриться, а улыбнулся Менделеев пока всего один раз — во время «прикладывания» к ручке Императрицы.

Получив легкий — ему можно — поклон, я протянул руку, и она скрылась в огромной лапище Менделеева. Проговорив формальные фразы, пригласил его присесть и начал с комплимента его сыну — он уже вот-вот доберется до Петербурга поездом:

— Прежде всего хотел бы поблагодарить вас за то, что отпустили Владимира Дмитриевича в это Путешествие. Благодаря его талантам последние дни жизни Николая, царствие ему небесное, — перекрестились. — Были запечатлены на фотографиях, кои стали для меня большим утешением.

— Спасибо, Дмитрий Иванович, — добавила Мария Федоровна. — Наш Никки на фотографиях Владимира Дмитриевича совсем как живой.

— Примите мои искренние соболезнования, Ваше Величество, — поклонился Менделеев маме. — Ваше Высочество, — кивнул мне.

Дмитрий Иванович — давний знакомый Августейшей семьи, иначе его сын бы и не попал на «Память Азова», а потому «императорское» может себе позволить опускать.

— Спасибо, Дмитрий Иванович, — пропустив мамину благодарность вперед — она все-таки сына потеряла — поблагодарил я и перешел к делу. — Жизнь тем не менее не стоит на месте, а значит нужно думать о будущем. Признаюсь вам — я несколько оторвался от столичной жизни, и во многие ее сферы забираться будучи простым Великим князем не собирался. Теперь этими сферами пренебрегать нельзя.

— В меру сил могу поспособствовать расширению ваших знаний, Ваше Высочество, — благожелательно кивнул Менделеев.

Целый Менделеев в учителях! Не достойна моя специфическая голова такой чести — я в другом хорош, а откуда и при какой температуре какие газы испаряются мне по сути знать и не надо — лишь бы от этого страна крепла.

— Я очень ценю вашу готовность пожертвовать своими экспериментами ради моего обучения, но, как будущий Император, я не могу себе позволить тратить