— Зачем оно мне, — смеясь, возразила женщина, — я и сама красива, да еще гляди, сколько у меня красивых детей. — И она быстро погладила по головам четырех стоящих вокруг нее детей. — Но тогда надо…

Она так и не кончила фразы, потому что в этот момент ее четверо ребят бросились со всех ног вслед за другими детьми в сторону вокзала, навстречу мальчишке, который вез на тележке начальника станции ящик для Копа.

Все торговцы вышли из своих ларьков, дети слезли с карусели.

— Господи, — тихо сказал Коп Ласнову, единственному, кто не двинулся с места. — Я уж начинаю жалеть, что получил этот ящик. Они меня разорвут.

— А что там внутри?

— Понятия не имею. Знаю только, какие-то штучки из жести.

— Мало ли что может быть из жести — консервные банки, игрушки, ложки.

— Маленькие шарманки с ручками.

— Да мало ли что…

Коп вместе с Ласновом помогли мальчишке снять с тележки ящик. Ящик был белый, сбитый из свежевы-струганных досок, высотой чуть поменьше стола, па котором Коп разложил свои ржавые гвозди, ножницы и прочий скарб…

Все затаили дыхание, когда Коп, вытащив старую кочергу, принялся открывать крышку ящика; послышался скрежет отдираемых гвоздей. Ласнов удивился, что успела собраться такая большая толпа; он вздрогнул, когда мальчишка вдруг сказал:

— А я знаю, что там.

Все молча уставились на него, мальчишка окинул взглядом напряженные лица стоявших вокруг людей, пот выступил у него на лбу, и он прошептал:

— Ничего там нет… Ничего.

Скажи он это на мгновение раньше, разочарованная толпа накинулась бы на него и избила бы, но Коп уже успел оторвать крышку и рылся теперь в стружках; он вынул слой стружек, затем слой скомканной бумаги и поднял над головой какие-то блестящие предметы, которые достал из ящика.

— Пинцеты! — крикнула какая-то женщина. Но это были вовсе не пинцеты.

— Нет, нет! — воскликнула та женщина, которая сама себя назвала красивой. — Нет, это…

— Что же это такое? — спросил маленький мальчик.

— Это щипцы для сахара, — раздался желчный голос хозяина карусели; злобно расхохотавшись, он всплеснул руками и, не переставая смеяться, побежал к своей карусели.

— В самом деле, — сказал Коп, — щипцы для сахара. Много-много щипцов для сахара…

Он швырнул щипцы, которые держал в руке, назад в ящик и принялся рыться в его недрах. Хотя толпившиеся люди и не видели его лица, они знали, что он не смеется: он копался в куче позвякивающих металлических предметов, как скряга на картинке в своих сокровищах.

— Это на наших похоже, — сказала женщина. — Подумать только — щипцы для сахара! Если бы был сахар, я бы его уж как-нибудь руками взяла…

— Моя бабушка, — заметил Ласнов, — всегда брала сахар руками, но ведь она была глупая, темная крестьянка.

— Я думаю, что тоже отважилась бы на это.

— Ты всегда была свинья свиньей — брать сахар руками! Нет уж!..

— Ими можно, — сказал Ласнов, — выуживать помидоры из банки.

— Если у кого есть помидоры… — ответила женщина, назвавшая себя красивой.

Ласнов внимательно посмотрел на нее. Она и в самом деле была красива — густые светлые волосы, прямой нос и темные выразительные глаза.

— А еще ими можно, — не унимался Ласнов, — срывать огурцы.

— Если у кого есть огурцы, — ответила женщина.

— А еще ими можно ущипнуть себя за задницу.

— Если у кого есть задница, — сухо отрезала женщина.

Ее лицо становилось все злее и красивее.

— А еще ими можно брать уголь.

— Если у кого есть уголь.

— А еще ими можно держать сигарету, когда куришь.

— Если у кого есть курево.

Когда говорил Ласнов, все смотрели на него, а когда он замолкал, все переводили взгляд на женщину, и чем бессмысленнее в этом разговоре становилось назначение щипцов, тем несчастней было выражение на лицах детей и взрослых. «Надо их рассмешить, во что бы то ни стало рассмешить, — думал Ласнов. — Я опасался, что в ящике окажутся зубные щетки, но щипцы для сахара еще хуже». Покраснев под торжествующим взглядом, он громко возвестил:

— А еще ими можно накладывать вареную рыбу.

— Если у кого есть вареная рыба, — не унималась женщина.

— А еще ими могут играть дети, — тихо сказал Ласнов.

— Если у кого… — начала было женщина и рассмеялась, и все рассмеялись вместе с ней, потому что чего-чего, а уж детей у всех хватало.

— Послушай, — обратился Ласнов к Копу, — дайка мне три штуки. Почем они?

— По двенадцать, — сказал Коп.

— По двенадцать! — воскликнул Ласнов и кинул деньги Копу на стол. — Да это ж даром!

— И в самом деле недорого, — смущенно сказал Коп.

Десять минут спустя все дети на базаре бегали с серебряными, блестящими щипцами для сахара; они размахивали ими, кружась на карусели, щипали друг друга за нос, чуть ли не тыкали ими в лицо взрослым.

Мальчишка, который привез ящик, тоже получил в подарок щипцы. Он сидел теперь на каменных ступеньках вокзала и булыжником выравнивал изогнутые щечки щипцов. «Наконец-то будет чем выковыривать окурки, застрявшие в щели между половицами». Он пробовал это делать кочергой, проволокой, ножницами, но никогда ничего не получалось. Теперь у него в руках был новый инструмент, и он знал, что получится.

Коп пересчитал деньги, тщательно перевязал их и спрятал в бумажник. Он поглядел на Ласнова, который мрачно стоял рядом с ним и наблюдал за базарной толчеей.

— Сделай мне одолжение, — сказал Коп.

— Какое? — рассеянно отозвался Ласнов.

— Дай мне по морде так, чтобы сигарета вылетела изо рта.

Ласнов, по-прежнему не глядя на Копа, задумчиво покачал головой.

— Стукни, пожалуйста, прошу тебя… Разве ты уже не помнишь?

— Почему? Помню, но мне неохота бить тебя еще раз.

— В самом деле?

— Да, в самом деле, мне даже в голову никогда не приходило еще раз тебя ударить.

— Черт возьми! — воскликнул Коп. — А я двадцать семь лет ждал этого и боялся.

— Зря боялся, — сказал Ласнов и, покачав головой, двинулся к вокзалу.

«Быть может, — подумал он, — еще придет дополнительный поезд с отпускниками или ранеными». Правда, дополнительные поезда бывали редко, но ведь могло случиться, что именно сегодня придет дополнительный поезд. Засунув руку в карман пиджака, он в задумчивости перебирал зубную щечку и трое щипцов. «Бывали ведь дни, — думал он, — когда приходило подряд по три дополнительных поезда».

Он прислонился к фонарю и вытряхнул из кисета остатки табачной пыли…

Пьесы

ПРИГЛАШЕНИЕ НА ЧАЙ К ДОКТОРУ БОРЗИГУ[150]

Пьеса, 1955

перевод Л. Черная,