Я завалился назад и уперся лопатками в поверхность ванны, она затряслась, и мне показалось, что амплитуда ее колебаний была невероятна, и что продолжалось это несколько часов. С меня свалились очки, и картинка поплыла, но не обнажила за собой реальность, лишь сменилась на сюрреалистичные картины, рожденные мозгом. Или еще чем-то. Мелькали образы довольно знакомые, и я бы точно смог понять, где я их видел, будь мне сейчас полегче.

Легко не было, потому что давящая головная боль сменилась мерной пульсацией, казалось, самого сознания, его сжатие и расширением. Когда прошел звон в ушах, я вновь услышал шум капель воды, тысяч капель, ударяющихся о ванну, о тонкую водяную поверхность на дне, и вода заливала лицо, попадая в уши, и казалось, что я тону в водах океана. Нет, не надо, никаких мыслей и рассуждений, только реальность. Только то, что я сочту реальным. Мне на глаза попался циферблат часов, сообщавший, что сейчас 1:40.

Минс (или Алиса?) как будто ничего не заметила, потому что я все еще чувствовал ее движения, чувствовал себя в ней, но еще я чувствовал, что сознание постепенно покидает меня. А ведь сознание – это именно та часть меня, с которой я привык себя ассоциировать, часть, являться которой было весьма удобно. Я более-менее понимал, что происходит, но все равно ощущал тревогу – словно самая главная моя часть, то, что и делает меня собой, сейчас может оторваться от меня, куда-то убежать и стать частью уже какого-то другого меня. И в эти последние минуты меня продолжала преследовать мысль, что я забыл о чем-то ужасно важном, о чем-то критическом, о чем не забывал никогда, что могло вызвать самые чудовищные последствия – такие, которые я даже боялся – ну или просто не мог – представить. Беспокоила также тревога насчет странных черных пятен, преследующих силуэтов, чудных звуков из ниоткуда.

Пульсирующая боль прошла, и теперь в голове, в груди, во всем теле была кошмарная тяжесть, словно гравитация возросла в несколько раз, вжимая меня в ванну. Веки смыкались. Внутри меня боролись несколько запутанных и противоречивых ощущений. Казалось, что я вот-вот засну, и мне приснится очень странный сон. Казалось, что это не я засыпаю, а сама реальность рассыпается, обнажая другую, настоящую реальность. Казалось, что я что-то сделал не так, и сейчас сознание будет перезагружено. Казалось даже, что я умираю – даже если бы так и было и это что-то значило, я надеялся, что в других вариантах не умру. Беспокойство и беспорядок в голове не спешили перерастать в панику, потому что я уже почти потерял сознание.

Я еще видел, как то ли Алиса, то ли Минс – как будто личность имела хоть какое-то значение – склоняется надо мной, чувствовал тепло и влагу ее губ, слышал, как она что-то говорит, но уже не особо все это различал. Это было похоже даже не на фоновый шум телевизора, а на тот фоновый шум, который замечаешь только тогда, когда он пропадает. Возможно, это был последний день моей настоящей жизни. Не так уж и плохо я его провел – для такого вывода даже задумываться не надо, это было совершенно очевидно. И все же какая-то часть меня, которую я сегодня то и дело затыкал и от которой пренебрежительно отмахивался, сейчас, в самые последние секунды, очнулась и в меру своих возможностей кричала мне, что что-то пошло не так, что я чего-то не учел, что нужно бежать – этот внутренний я еще не понимал, от чего именно, но был уверен, что просто необходимо спасаться бегством от того развития событий, к которому все шло. Возможно, в этом и была доля правды.

Ванная уже пропала, зрение работало в совершенном другом режиме. Я буквально мог видеть, как теряю сознание: проваливаясь в сложную структуру, состоящую из строк и столбцов, по ячейкам которой проносились зеленоватые волны света, меняя значения в этих ячейках. Я ощущал, как разделяюсь на копии, а эти копии, в свою очередь, тоже разделяются на копии, и так далее, и я был каждой из этих копий в той же степени, что оригиналом – то есть, чувствовал все и воспринимал не как один юнит сознания, а как безостановочно растущее число этих юнитов. За строками и столбцами обнаружилось и третье измерение глубины, а за ним и четвертое, похожее на рекурсивные фракталы с текстурами, отдаленными ассоциациями напоминающими концепцию ада. Хотя это, скорее, был лимб.

В последний момент своей памяти я ощутил, как все бесчисленные копии меня вновь собираются в единое целое, и оно с неописуемой скоростью проваливается куда-то вниз по спирали, в конце которой, как мне казалось, должен быть какой-то выход. Возможно, там найдутся и ответы на множество вопросов – а может, там меня ждут только новые вопросы без каких-либо ответов. Неизвестность готова была держаться столько же, сколько дано продержаться мне самому. Погружаясь все глубже в пустоту, я еще успел услышать шум воды, низвергающейся где-то во внешнем мире, и в самом конце я все же сумел оживить в памяти нужный образ – горизонт глубины вод, поглотивших все вокруг. А затем все пропало, и, если бы кто-то попытался найти меня, это было бы совершенно бесполезно. Здесь больше не было никого и ничего, только пустая оболочка из пара, которую разорвал и унес куда-то последний в мире порыв ветра.