litbaza книги онлайнВоенныеЗа правое дело - Василий Семёнович Гроссман

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 216 217 218 219 220 221 222 223 224 ... 237
Перейти на страницу:
лежавшие на земле.

43

В сумерках, пробираясь на медпункт, Лена Гнатюк зашла на КП третьей роты. Автоматчик резко окликнул ее, но тут же узнал и сказал:

– А, старший сержант, проходи.

Ее вдруг поразила мысль: неужели она, старший сержант, и есть та самая Лена Гнатюк, которая два года назад в деревне Подывотье, Сумской области, работала бригадиром по сбору свеклы и вечером, возвращаясь с поля, входя в хату, капризно и весело говорила:

– Ой, мамонько, давайте кушать, я ужинать хочу!

Ковалев спал сидя, прислонившись спиной к балке, подпиравшей перекрытие подвала. На полу горела свеча, припаянная стеарином к поставленному на попа кирпичу. Рядом беспорядочно, навалом, лежали ручные гранаты, словно заснувшая рыба, вытащенная сетью и брошенная на землю.

У Ковалева на коленях лежал автомат, руками он прижимал к животу свою полевую сумку.

Спотыкаясь о гремящие пустые автоматные диски, девушка подошла к нему.

– Миша, Миша! – позвала она и тронула лейтенанта за рукав, взяла за руку, по привычке пощупала пульс.

– А? – спросил он и открыл глаза, но не пошевелился. – Это ты, Лена?

– Устал? – спросила она.

– Нет, не устал, отдыхал немного, – ответил он, словно оправдываясь, – старшина дежурит, я отдыхаю.

– Миша, – позвала она негромко.

– Ну?

– Ты, Миша, не понимаешь ничего.

– Иди лучше, Лена, ей-богу, – проговорил он. – Чего нам разговаривать об этом всем. Меня девушка дома ждет.

Она вдруг прижалась к нему, положила голову ему на плечо.

– Мишенька, ведь нам, может, час жизни остался, – быстро заговорила она, – ведь все это глупость была, неужели ты не чувствуешь? Сегодня несут, несут раненых, а я только смотрю: нет ли тебя? Да ты пойми, мало ли что находит на человека, и на меня нашло, ты кого хочешь спроси, девчат из санчасти полка спроси, они все знают, как я к тебе отношусь. Вот и на КП была, я даже смотреть на него не хотела. Я тебя одно прошу: поверь мне только, слышишь, поверь! Вот ты всегда такой! Почему ты понять не хочешь?

– Пускай, товарищ Гнатюк, я ничего понять не умею, зато вы слишком много понимаете. Я к девушкам подхожу без замыслов. Вы и понимайте, а я не обязан людей обманывать, как некоторые.

И как бы ища поддержки в своем трудном решении, он прижал к себе полевую сумку, погладил ее ладонью.

Несколько мгновений они молчали, и он вдруг сказал громким голосом:

– Можете идти, товарищ старший сержант.

Именно эти слова пришли ему в голову, чтобы окончательно и бесповоротно закончить разговор с девушкой, и он ощутил всем телом, спиной, затылком, как нехорошо прозвучали эти деревянные слова.

Два красноармейца, спавшие на полу, приподнялись одновременно и посмотрели сонными глазами, чей это рапорт принял командир роты.

44

Боец Яхонтов лежал на груде шинелей, снятых с убитых. Он не стонал, а настойчиво и жадно, потемневшими от страдания глазами, смотрел в рябое звездное небо.

– Уйди, уйди, – шепотом прокричал он санитару, пробовавшему его подвинуть. – Больно, у тебя руки каменные, не трогай меня!

Над ним наклонилось лицо женщины, на него пахнуло ее дыхание. Слезы упали на его лоб и щеку, ему показалось, что с неба упали капли дождя.

И он внезапно понял: то слезы, и они горячи и горяча рука, погладившая его, оттого что жизнь от него отходит и касание живого тела кажется ему горячим, как горячо оно для холодного куска железа или дерева. И ему вообразилось, что женщина плачет над ним.

– Ты добрая, не плачь, я поправлюсь еще, – сказал он, но она не слышала его слов. Ему казалось, что он произносит слова, а он уже «булькал», как говорят санитары.

До утра не спала Лена Гнатюк.

– Не кричи, не кричи, немцы рядом, – говорила она бойцу с перебитыми ногами и гладила его по лбу, по щекам, – потерпи до утра, утром отправим тебя в армейский госпиталь, там гипс тебе наложат.

Она перешла к другому раненому, а боец с перебитыми ногами снова позвал ее:

– Мамаша, пойди сюда, я спросить тебя хочу.

– Сейчас, сынок, – ответила она, и ей и всем вокруг казалось естественным, что человек с седой щетиной назвал ее мамашей, а она, двадцатитрехлетняя женщина, звала его сыном.

– Это как – гипс, без боли, усыпляют? – спросил он.

– Без боли, потерпи, потерпи до утра.

На рассвете прилетел одномоторный «юнкерс», крылья и нос его стали розовыми, когда он пошел в пике над вокзалом. Фугасная бомба попала в ту яму под стеной, где находились раненые, Лена Гнатюк, два санитара, – и не стало там живого дыхания.

Пыль и дым, поднятые взрывом, восходящее солнце окрасило в рыжеватый цвет, и легкое облако долго висело в воздухе, пока ветер с Волги не погнал его на запад и не рассеял над степью.

45

В 6 часов утра советская тяжелая артиллерия открыла огонь из Заволжья по немецким позициям. В утреннем воздухе натянулись невидимые струны, и воздух над Волгой запел. Казалось, что серебристая рябь на воде поднимается вслед летящим над Волгой советским снарядам.

Над немецким расположением на западной окраине города и у вокзала вздымались черные и рыжие комья земли, древесная щепа, каменная крошка и пыль.

В течение часа ревела советская тяжелая артиллерия, выли снаряды и пелена желтого и черного дыма висела над замершими, заползшими в землю немецкими солдатами.

Как от эпицентра землетрясения, волнами расходились содрогания почвы, вызываемые разрывами советских снарядов. В блиндажах, у самого берега, позванивали металлические каски, штыки, автоматы, развешанные на стенах.

И тотчас, едва кончилась артиллерийская подготовка и вспотевшие от работы заволжские артиллеристы отошли от раскаленных стволов орудий, двинулись в атаку стрелковые подразделения, стала вскипать вода в кожухах советских пулеметов, гулко заахали гранаты «Ф-1» – «феньки», разогрелись от огневой дрожи ППШ.

Но советская атака захлебнулась, пехота, действовавшая мелкими группами, не сумела развить успех.

К 11 часам вокзал представлял собой картину поистине ужасную.

Среди пыли и дыма, поднятых сосредоточенным огнем минометов и орудий, среди черных разрывов авиационных бомб, под вой авиационных моторов и секущий хрип мессершмиттовых пулеметных очередей батальон, вернее остатки его, продолжал отбиваться от немцев.

Голоса раненых, стоны тех, кто с темным от боли рассудком лежал в крови либо ползал, ища укрытия, смешивались с командой, очередями пулеметов, стрельбой противотанковых ружей. Но каждый раз, когда после шквального огня наступала тишина и немцы, пригнувшись, бежали к искромсанным развалинам, эти казавшиеся окончательно мертвыми и немыми развалины вновь оживали.

Филяшкин, лежа на груде стреляных гильз, нажимая на спусковой

1 ... 216 217 218 219 220 221 222 223 224 ... 237
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?