– Но Сёмин мог вас ухлопать!

– Едва из кустов раздались выстрелы, наши лошади рванули в противоположную от просеки сторону, и мы свалились с них, – ответил Котельников. – Следовавшие за мной двое верховых открыли автоматную пальбу в сторону кустов, откуда раздались выстрелы. Тут же прибежал поднятый по тревоге дежурный караул штаба бригады во главе с лейтенантом Шидловским. Вдруг из кустов с маузером в руке появился Сёмин. Здесь я ему выдал, что называется, по всем правилам. Он ни слова не ответил.

Судоплатов сказал:

– Мы отправили радиограмму Малюгину – первым же самолётом под усиленной охраной доставить в Москву шпионку-радистку.

– Если разрешите, – обратился Котельников к своим руководителям, – могу дополнить, что старшая радистка Соловьёва тоже может пролить свет на данный вопрос. К тому же, как мне много позднее стало известно, Сёмин причастен к ликвидации ряда людей. На его совести одна из девушек – Соня Гутина. Из числа освобождённых нами из гетто в деревне Самотевичи. Девушки работали в пекарне. Вдруг Соню отправили в разведку с одним из бежавших из плена, рядовым Семёновым. Он её пристрелил. Но девушки в пекарне знали, что Сёмин перед этим изнасиловал эту самую красавицу Соню. Вскоре на одной из операций при очень странных обстоятельствах погиб и сам Семёнов. По секрету один из разведчиков рассказал, что Сёмин располагает сведениями, что тот якобы был заслан в бригаду немцами. Враньё, конечно!

– И концы в воду, – заметил Серебянский.

– Кстати, – продолжал Котельников, – двоюродная сестра Сони Нина Гутина вышла замуж за нашего омсбоновца – раненого и эвакуированного Василия Филиппова, и живёт в Москве. Она может подтвердить. Конечно, противно и больно обо всём этом вспоминать. Поверьте! – признался Котельников. – Главное, теперь Сёмин здесь, и, наверное, ему придётся за всё ответить.

– Всё мерзко и действительно противно, не говоря уже о том, что речь идёт о жизни невинных людей! – раздражённо заметил Серебрянский. – Подонок.

– А вы удивляетесь, почему я не доложил о стрельбе Сёмина. Зачем буду беспокоить, раз ему не удалось? Такой шквальный огонь открыли мои помощники! Хорошо, что его самого не уложили. Пришлось бы доказывать, что первым стрельбу открыл Сёмин.

Лично я благодарю судьбу, что у нас один Сёмин попался такой. Что-то ненормальное в нём явно было. К такому выводу пришли соприкасавшиеся с ним по работе его подчинённые. Не считая парашютистки, на которую он клюнул. Хотя не исключено, что тоже неслучайно. Ведь Сёмин откуда-то узнал о её существовании и дал команду разыскать. Нет ли здесь чего-то более серьёзного? Это догадки. Хотя теперь, признаюсь, по его инициативе был у нас разговор, во время которого он угрожал мне, если буду затевать что-нибудь против него, последуют меры по моему устранению.

Когда он вдруг решил пройтись со мной по лесу, я извинился и сказал, что должен выключить рацию, а на самом деле положил в карман заряженный пистолет и во время беседы держал в кармане палец на курке. От него всего можно было ожидать. Кругом лес…

Серебрянский перебил:

– Об этом, по-моему, Павел Анатольевич, ничего от Котельникова не поступало?

– Когда парашютистка появилась, – заявил Котельников, – меня не было на главной базе. По возвращении узнал о её присутствии одновременно с содержанием отправленной Сёминым в Центр злополучной радиограммы об ОХВ. К тому же считаю не случайным, что он уцелел при взрыве землянки, где проходило совещание. Тогда Сиротина вызвала его, и через пять-восемь минут взорвалась землянка. Что касается девицы, то у старшей радистки Соловьёвой уже имелись серьёзные основания для подозрений, которые тоже требовали проверки. Но как? Сёмин рядом. Тем более он начал о чём-то догадываться, особенно когда поступила от вас радиограмма о моём отзыве в Москву. Тогда-то у него не выдержали нервы. И он решил не допустить моего отбытия на Большую землю! Я часто задаю себе вопрос, как бы он истолковал свой поступок, если бы ухлопал меня.

Серебрянский заметил:

– Нашёл бы оправдание. Способности «липача» известны!

Котельников напомнил:

– То, о чём в марте сорок второго, перед отправкой на задание, вы поставили меня в известность, полностью подтвердилось. Ещё при переходе линии фронта имел место случай, который меня насторожил. На весь последующий период! По-моему, у него были намерения перейти к немцам.

– Об этом вы также не докладывали! – не спуская глаз с Котельникова, настороженно произнёс Судоплатов.

– Чтобы докладывать о серьёзных поступках Сёмина, надо было сначала в них разобраться, – ответил Котельников. – А это не просто и требует времени. Я и доктор Бронзов, возможно, и комиссар Малюгин заподозрили его, но молчали, поскольку могли ошибиться.

– Что произошло при переходе линии фронта? – спросил Судоплатов. – Не отвлекайтесь.

Котельников рассказал, как Сёмин во время ночного этого перехода вывихнул или подвернул ногу. С ним были оставлены для помощи двое крепких бойцов – Игорь Лобанов и Володя Голуб. Отряд продолжил движение до подходящего места для привала. Каково же было общее удивление, когда спустя четверть часа оба бойца вернулись одни, без Сёмина! Доложили, что начальник разведки настоял на их уходе, обещал по следу на снегу догнать отряд. Комиссар решил незамедлительно лично вернуться за начальником разведки. С ним пошли оба бойца, знавшие место, где его оставили, военврач Бронзов и проводник разведотдела штаба дивизии младший лейтенант Владимир Климов.

– Случившееся мне очень не понравилось, – заявил Котельников. – Решил присоединиться к поиску отставшего. У меня были нехорошие предчувствия в свете того, о чём вы поставили меня в известность. Однако на том месте, где бойцы оставили начальника разведки, его не оказалось. Искали долго в невероятном напряжении, поскольку дело шло к рассвету. Наконец, обнаружили его совершенно в другом месте. Далеко в стороне от следа! Причём интересная деталь: Сёмин не откликнулся, хотя видел нас! Когда мы подошли к нему, он сказал, что сбился с пути. Первая мысль: как он мог один, без посторонней помощи, туда добраться? И зачем?!

Вчетвером подхватили его и понесли. Было тяжело. Снег глубокий, кустарник местами примерзший. Задыхались! Видимо, чувствуя это, Сёмин решил попытаться двигаться самостоятельно. Постепенно он стал шагать, поддерживаемый с обеих сторон, но вроде бы немного разошёлся. Достигли дожидавшихся. Тут же цепочка отряда пришла в движение. Светало! Сёмин уже шагал сам, слегка вроде бы прихрамывая. На самом деле, с его ногой всё было в порядке. Мы с доктором Бронзовым какое-то время спустя вспомнили об этом случае, и доктор подтвердил мою мысль, что Семин вознамерился отстать и сдаться немцам.

Хочу обратить ваше внимание, что данный случай имел место в начале сорок второго года, – вспоминал Котельников. – Тогда войска Германии только-только были отброшены от Москвы и от своих намерений овладеть ею не отказались. Подчёркиваю, нацисты пребывали в зените военных успехов! Они оккупировали почти всю Европу и значительную часть СССР. Миф о непобедимости вермахта ещё не был развеян. Фактор существенный! Особенно для колеблющихся – на кого делать ставку. Поэтому, зная из ваших слов о прошлом Сёмина, я мог предположить, что он решился на рискованный шаг. Тогда командир отряда Шмаков был в ужасе! Ещё кое-кто в отряде не выпускал из вида такой вариант. Однако разговора на эту тему ни разу не было. Все делали вид, будто ничего подозрительного не обнаружили. Но должен отметить, что уже тогда у меня и, по-моему, у доктора Бронзова сложилось впечатление, что случившееся было инсценировано. Подробности также могут рассказать и доктор, и комиссар, и оставшиеся с ним наши ребята.