— Саша приехал!

За нею тут же нарисовалась физиономия Кеши Стропилина, он держал в руках чашку чая. Я даже бровь приподнял от удивления. Вон что за мужичок. Любопытненько. Новые подробности всплывают. Илга подошла ко мне, чтобы обнять, но я отвел ее руки в сторону.

— У нас гости, а я и не знал, — проговорил я нарочито бесстрастно.

— Да вот, зашел на минутку, — тут же соврал Иннокентий, поднял чашку. — Илга Артуровна предложила чаёк попить.

— Чаёк, — я коротко пожал плечами, смерил взглядом Кешу и Иглу поочередно. — Чаёк — до или чаёк — после?

У Стропилина тут же забегали глаза. Мне все стало понятно.

— О чем ты говоришь, Саша⁈ — холодно удивилась Илга.

Я не ответил, сгреб незваного гостя за шиворот, открыл дверь и вышвырнул на лестничную клетку, успев крикнуть сторожу:

— Этого, Артемий Сидорыч, во двор не пускать!

Чашку чая я предварительно у Кеши забрал.

— Будет сделано, командир! — откликнулся тот. — Вещички заносить?

— Заноси!

Старик, пыхтя, внес в прихожку чемодан, коробку с видаком и две сумки, покосился на окаменевшую «гражданку Эглите» и сказал:

— Там этот… Гражданин, без пальта и обувки, как бы не околел…

— Вот его пальтишко, шапка и штиблеты, — сказал я. — Отдай ему, Артемий Сидорович!

Я обернулся на Илгу.

— Ах да, дорогая, может чай Кеше отнесешь? Вместе со шмотками?

Сторож все понял, сгреб Кешины шмотки и ретировался.

— Ты думаешь, я прощу тебе этот отвратительный спектакль? — осведомилась Илга.

— Как хочешь, — устало проговорил я, разулся и зашел в квартиру, демонстративно игнорируя Илгу.

— Спроси у Курбатова, как все в итоге вышло. Кстати, когда ты в мое отсутствие принимала Стропилина, ты думала головой? Ты хоть знаешь, кто он?

— Твой школьный товарищ.

— А еще Стукач он, соглядатай мафии… — как бы невзначай бросил я, зевнув.

Она ничего не сказала, ушла в спальню, потом в большую комнату, откуда вернулась с ворохом своей одежды. Я, наконец, разделся. Прошел на кухню. Взял чистую чашку. Налил себе чаю, плюхнулся на табуретку и принялся глотать остывший напиток. Я слышал, как Илга укладывает вещички, но не чувствовал ничего, кроме опустошения. Может, я и не прав. Может, Кеша и впрямь шатался сюда, только для того, чтобы чаи гонять и лясы точить, но какого черта она его пускала⁈

Хлопнула дверь. Илга ушла, чем по сути признала свою вину. Или хотела, чтобы я ее остановил? Только шнурки поглажу. Так что благодарствуйте, Илга Артуровна!.. Плакать не буду. Просить прощения не побегу. Вот завтра приедет Машуня, позвоню ей, договоримся, где встретимся… А там видно будет… Как бы то ни было, в монастырь я не собираюсь, если только — в женский…

Открыв холодильник, я нашел там докторскую колбасу, сыр. Были еще какие-то кастрюльки, но в них я заглядывать не стал. Сожрал пару бутеров и пошел в душ. Потом завалился спать. Все-таки на душе скребли кошки.

Утром, как ни в чем не бывало, побёг на работу. Сразу же окунулся в привычный гвалт и суету.

В учительской поздоровался с коллегами. Карл мимоходом еще раз поделился своим восторгом от кинокамеры и набора пленок и сказал, что ему не терпится что-нибудь уже снять. А вот Витек смотрел строго. Неужто «гражданка Эглите» уже доложила? Хотя, наверное, она обязана это делать после смены дислокации.

Ну и хрен с ними, с обоими. Я-то ведь не с конспиративной женой жил, и терпеть ее выходки не обязан! Прозвенел звонок. Похватав журналы, мы разошлись по местам сева разумного, доброго, вечного. Первый урок у меня был с десятым «А». Парни и девчонки занимались вяло — расслабились на каникулах, пришлось их немного взбодрить. На перемене ко мне подошел Вадик Красильников. Весь урок он на меня посматривал, и я сразу понял, что его-то что-то тревожит. Ну что ж, готов помочь, если потребуется! Я позвал его в тренерскую.

— Ну привет, Вадим! — сказал я ему. — Как дела?.. Как сестренка?

— Спасибо, Александр Сергеевич, — откликнулся паренек. — Все хорошо, если не считать…

Он потупился.

— Чего не считать?

— Киностудии… — пробормотал он. — Женя говорит, директор не может взять нас на баланс… Ему средств на нас не хотят выделять…

— Пустяки! — отмахнулся я. — Все будет хорошо!

— Правда?

— Правда!

— Ура!

— Ты мне напомни, что мы снимать собираемся?

— По книжке Стругацких «Трудно быть богом».

— Ах да! Точно!.. Ну вот и будем снимать.

— Отлично! Пойду скажу нашим.

— Пойди и скажи…

Вадик кивнул и выскочил из тренерской. И тут же в нее вперся Курбатов. Я поднялся, пожал ему руку. Показал на свободный стул. Понятно, что Витек пришел не просто так, а по поводу «гражданки Эглите».

— Что у вас произошло? — спросил он.

— А тебе не кажется, Виктор Сергеевич, что это наше личное дело? — мне не особо хотелось устраивать Санта Барбару с назначением правых и виноватых.

— Да, конечно, но Илга Артуровна человек крайне ценный и ее душевное состояние для нас не пустой звук.

— А мое?

— Что — твое?

— Мое душевное состояние — пустой? Может я человек тонкой душевной натуры.

— Ну ты же мужик, а она — женщина…

— Ладно, оставим эту лирику! — перебил я. — Чего ты от меня хочешь?

— Постарайтесь помириться.

— Обязательно. У тебя все?

— О Стропилине я не знал, — покачал головою трудовик. — Ты уверен, что между ними что-то было?

Я промолчал.

— Как мужик я тебя понимаю, — проговорил Витек, — Стропилина действительно лучше на километр не подпускать к приличным людям, но Илге Артуровне необходимо вернуть душевное равновесие.

— Возвращай. Я не побегу каяться и просить прощения. Еще вопросы?

— Да нет, ладно, это моя частная инициатива. Считай, что этого разговора не было.

— Не было, — согласился я. — Когда мне отчитаться об этой… кхм… командировке?

— Когда шеф назначит время и место, я тебе сообщу.

— Вот и договорились.

Прозвенел звонок, и Курбатов ушел. У меня было «окно» и я мог повалять дурака. Ну или по крайней мере, сходить в столовку. Куда я и отправился. Взял пару котлет без гарнира, какао и два бутерброда с