Связь с эмбрионом хрупка, она бы разорвалась после прохождения барьера и могла восстановиться только при личной встрече. Хотя бы это логично, в отличие от всего остального. И главное, зачем? Временное помешательство, как реакция на воздействие или последствия гормонального сбоя? Айрин почувствовала угрозу ребенку и решила сохранить таким образом, отправив одну в неизвестность в потенциально враждебную среду? Или — мысль показалась безумной, хотя и красивой — сначала устроить ребенка, приехать за ним в Сколлент Холл и бежать всем вместе. Роберт пошел бы на любые условия ради дочери. Поэтому она так торопилась и взяла его флаер, счет шел на минуты, корабль бы не ждал. И записка, на случай, если что-то сорвется, а Синяя бухта как раз на пути из Арты в Сколлент Холл. Роберт вздохнул и покачал головой. Он мог взять корабль в любое время, никто бы не остановил. И зачем было оставлять цилиндр у Электры? Надеялась сохранить улики?

— Что ты сделала с нашим ребенком? — прошептал Роберт.

— Что ты сделала? — крикнул, обращаясь не то к морю, не то к лодке. Ответа естественно не получил, но он и не ждал.

Над водой кружили белые крупные птицы, одна из них опустилась неподалеку, подплыла, посмотрела внимательно, покрутила головой, важно гогоча, как будто осуждала или сочувствовала, пощелкала клювом, разбежалась по воде и взлетела, вскоре превратившись в точку. Но еще долго слышались тихий гомон и взмахи мощных крыльев.

И тут в мозгу что-то взорвалось, Роберт почувствовал, как его накрывает, словно обрушивается лавина. Ноги подкосились, и он упал в пену, в мокрый песок, успев перекатиться на спину. А перед глазами проносились картины его недавнего прошлого. Того, что он умудрился забыть, скрыть от сканирования, теперь знал почему и ради какой цели.

Эмоции спустили пружину, и память вернулась. Роберт выбрался из мелководья на пляж, выискал место посуше и снова сел, подняться по тропе в таком состоянии он не мог. Понемногу отпускало. «Здравствуй, брат, — думал Роберт. — Надеюсь у нас получилось и у тебя все хорошо. Надеюсь еще увидимся». И пожалел, что нельзя дотянуться ментально.

Эпилог

На суд он не пошел, предварительно выяснив, что мероприятие вполне могут провести без него. Судьба Мэтта интересовала мало, у Роберта имелись другие планы.

Флаер работал безукоризненно, Роберт снова ушел на высоту и гнал на максимальной скорости, пока наконец не показался залив, в окружении знакомых скал. Направил машину в проход, лавируя между уступами. Поворот, влево, еще поворот, теперь вниз, в самую узкую часть. Роберт замедлил скорость, крутанул машину вертикально и обошел место, где разбилась Айрин.

Повернул сразу к дому, облетев по кругу, перед тем как посадить машину на широкую каменную площадку. Сколлент Холл, он не был здесь почти девять лет, он не хотел сюда возвращаться. Дом выглядел заброшенным и каким-то недовольно-надутым, будто затаил обиду, плющ разросся и окончательно закрыл вход. Роберт отодвинул тонкие ветки, высвободил дверь, накрыл ладонью замок. Механизм щелкнул, дверь скрипнула и поддалась. «Признал», — усмехнулся Роберт, заходя внутрь.

В доме стоял полумрак, плотно закрытые шторы не пропускали дневной свет. Пахло пылью и затхлостью, и еще чем-то едва уловимым и неприятным. Роберт включил систему очистки, раздвинул шторы, подумав, распахнул окна и двери, ведущие на балконы и террасы, заливая комнаты солнечными лучами.

Сильнее всего пострадала оранжерея и представляла унылое зрелище: растения погибли, нежные стволы почернели и засохли, повисли скорбными плетями. Здесь ничем не поможешь, придется убрать, заменить почву и посадить заново.

Стена в гостиной, она никуда не делась. Материал естественно не пострадал, но бурые подтеки остались, их не смоешь, намертво впиталось в пористую поверхность. Роберт потрогал стену, провел ладонью, следуя за подтеками, прицелился кулаком, усмехнулся и убрал руку. Можно стесать, но останется напоминанием, а этого хотелось меньше всего. Подумал, что если стену убрать, пространство расширится, и комната станет совсем другой, пожалел, что не прихватил инструменты.

Боль ушла окончательно, уступив место тихой, еле заметной грусти. «Все проходит, — думал Роберт. — Все когда-нибудь заканчивается».

Спальня ничуть не изменилась, как будто не случилось этих восьми лет, Айрин вышла несколько минут назад, а он только что проснулся. Казалось кровать еще хранит очертания их тел, небрежно смятые простыни, полотенце на коврике в душевой, следы босых ног на влажной поверхности. Роберт вздрогнул, отогнал воспоминание.

Ее вещи: одежда, пляжные принадлежности. Роберт принес заранее приготовленные коробки, подумав, что одной не обойдется. Складывал бережно, словно это кому-то могло понадобиться, стараясь не помять, не испортить. Нелепо и глупо, но он ничего не мог с собой поделать.

Вещи стопками разложены на террасе, рядом застыла в ожидании своей участи серферная доска, чуть поодаль в коробке лежали мелкие украшения, милые сердцу безделушки — все, что оставалось в доме. Костер уже разведен, так будет лучше и быстрее, сгорит без остатка. С украшениями он разберется отдельно, нужна энергия, чтобы металл расплавился, а камни рассыпались в пыль.

Костер догорел, погас в лучах заходящего солнца. Порыв ветра, недаром залив прозвали штормовым, подхватил золу, разметал по террасе. К утру ничего не останется.

— Прошлое нужно отпускать, — прошептал Роберт, — и я отпускаю тебя. Прах — праху. Пепел — ветру. Иди, девочка, не держу тебя больше. Неважно, если не дождешься, не страшно, если не увидимся скоро. Я буду жить, как ты и хотела, начну сначала, может и мне достанется немного тепла.

В сгущающихся сумерках всхлипнув, забила крыльями ночная птица, и ветер подхватив ее крик, запел прощальную песню.

Примечания

2

Лары (Lares) — латынь, духи предков, создающие мост между прошлым и будущим.

3