– Органическое подавление представляется в таком случае не чем иным, как выходом при крайней необходимости, показывающим, что возможны изменения в способах действия. Это едва ли имеет какое–либо отношение к теории неврозов. Подавленные побуждения, подавленные комплексы, подавленные фантазии, подавленные события из жизни и подавленные желания рассматриваются как естественные… Фрейд говорит: «Человек не может отказаться от удовольствия, которое он когда–либо испытал». Хотя открытие представляло важный шаг вперед, оно было сопряжено со склонностью конкретизировать и замораживать психику, которая на деле постоянно работает в ожидании грядущих событий.

Адлер закончил, Зигмунд и его друзья, делавшие заметки, сложили записные книжки и один за другим покинули зал, даже не пожелав друг другу доброй ночи. Придя на третью лекцию, Адлер, казалось, сиял от удовольствия. Он поднялся на подиум беспечной походкой, с довольным лицом. Он хотел раз и навсегда разъяснить, что не считает энергию либидо сексуальной по происхождению и не принимает детскую сексуальность, не согласен с тем, что существует подсознание, в котором хранится подавленное, не говоря уже об эдиповом комплексе.

– По нашему мнению, постоянным фактором выступают культура, общество и его институты. Наши побуждения, удовлетворение которых являлось якобы конечной целью, действуют лишь в роли средств, указывающих на удовлетворение в отдаленном будущем. Здесь возросшее напряжение так же необходимо, как и подавление. Отсюда нужна и система защиты, определенную часть которой образуют неврозы. Побуждение–удовлетворение и, следовательно, качество и сила побуждения меняются и поэтому не поддаются измерению. В рассуждениях о сексуальности и неврозах я пришел к заключению, что внешне проявляющиеся чувственные и сексуальные тенденции у невротиков, как и у нормальных индивидов, никоим образом не позволяют сделать заключения относительно силы и составных частей полового влечения. Как только в эдиповом комплексе проявляется мужской протест, пропадают основания говорить о комплексе фантазий и желаний. Остается лишь понять, что эдипов комплекс – всего–навсего малая часть избыточной невротической движущей силы, стадия мужского протеста, которая сама по себе не имеет значения, хотя и поучительна.

Зигмунд Фрейд почувствовал озноб. Закончив речь, Адлер сел на место, уверенный в неоспоримости своих тезисов. По выражению его лица Зигмунд догадывался, что он ждет поздравлений и аплодисментов. Перед глазами Зигмунда возникла картина: восемь лет назад он подарил Адлеру складной перочинный нож, инкрустированный слоновой костью. Адлер ломал одно лезвие за другим, заменяя их новыми. Затем наступила очередь и самой инкрустированной ручки, пружин и тому подобного – в итоге все было заменено. И теперь Адлер пытается убедить, будто он был безмерно бережлив и внимателен к подарку.

– Посмотри, у меня тот самый нож, что я получил восемь лет назад. Лезвия остры как бритва.

«Нет, – сказал мрачно про себя Зигмунд, – это не тот нож, что я подарил. Это совершенно иной нож. Такого я ему не давал, он сам смонтировал его часть за частью и пусть держится за него!»

Он никогда не позволял себе раздражаться, даже если коллеги вели себя на встречах вызывающе, бестолково и безответственно. Но он решил, что только страстная речь, опирающаяся на логику, может расчистить авгиевы конюшни поверхностной психологии Адлера. Используя право выступить первым, он встал и высказал мысль, что в докладе Адлера много неясного. Далее он сказал:

– Лично я плохо понимаю автора, когда он говорит о вещах, связанных с принятыми понятиями, и не приводит выдуманные им термины в соответствие со старыми. Так, складывается впечатление, будто в мужском протесте существует подавление, и неясно, что с чем совпадает или же речь идет об одном и том же феномене, но рассматриваемом под разными углами. Даже наша старая идея бисексуальности названа психическим гермафродитизмом, словно в этом термине есть что–то новое. Автор также отказался от подсознания, выступил в защиту бесполого детства и принизил значение симптомов при неврозах. Такое направление несостоятельно и обрекает работу на бесплодие.

Адлер выкрикнул:

– Мужской протест указывает на то, что мужчина никогда полностью не избавляется от сомнения, возникшего еще в детстве, действительно ли он мужчина. Он стремится к идеальным мужским качествам, неизменно понимаемым как обладание свободой, любовью, властью… завоевание женщин или друзей, превосходство или преобладание над другими.

Зигмунд быстро ответил:

– Вся доктрина реакционна и ретроградна. По большей части она относится к биологии, а не к психологии подсознания и затрагивает лишь внешние проявления.

Сторонники Фрейда углубились в свои записи. Они поочередно брали слово, оспаривая концепцию Адлера, что подсознания не существует, что дети асексуальны, что теория подавления ошибочна, что сексуальное влечение не имеет первостепенного значения. Атака была такой сильной, что Вильгельм Штекель вскочил и закричал:

– Эта группа подготовила свое наступление на теорию психологии доктора Адлера!

Зигмунд опроверг это утверждение. Лицо Адлера вытянулось и приобрело сероватый оттенок.

– Я прошу вас, доктор Адлер, поверьте моему слову, ничего заранее против вас не организовывалось. Я не обсуждал ваши лекции ни с кем из коллег. Каждый делал заметки самостоятельно, и поэтому вы видите перед нами листки бумаги. Это и есть правильная процедура, позволяющая в споре с вашими тезисами цитировать точно.

Адлер ответил хриплым голосом:

– Это не мое обвинение. Я никогда не приписывал вам личных мотивов. Но вы неправильно понимаете мои мотивы. Вы считаете, что я пытаюсь заменить психоанализ Фрейда психоанализом Адлера. Такого намерения у меня нет. Я пытался добиться синтеза, взяв лучшее из наших теорий. Очевидно, я не сумел этого сделать.

– Доктор Адлер, вы биолог, отсюда ваш упор на влияние недостаточности функций органов. Вы социолог, поэтому другая половина вашей теории основана на размышлениях о влиянии общества, в котором вырастает человек, на формирование его характера. Там и здесь есть элементы истины, но это еще отнюдь не рабочая гипотеза, на которую следует опираться в психоанализе.

Адлер встал, собрал бумаги и холодно сказал:

– Позвольте мне не согласиться. – Затем, окинув взглядом комнату, добавил: – Я уверен, вы понимаете, что для меня здесь нет больше места. Я ухожу с поста президента Венского общества психоаналитиков. Я также оставляю пост редактора журнала. До свиданья, господа.

Он направился к двери. Группа его друзей и коллег, которых он вовлек в организацию, встали, чтобы уйти вместе с ним. Вильгельм Штекель также встал с недовольным выражением на лице и примкнул к группе Адлера. Зигмунд быстро подошел к Адлеру и спросил его, не может ли он поговорить с ним с глазу на глаз. Адлер остановился, его лицо было застывшим, неподвижным. Остальные, как сторонники Адлера, так и сторонники Фрейда, вышли из зала. Несмотря на неприятности, которые многие годы доставлял ему Адлер, Зигмунд сказал с тоской: