– Это печальный момент в моей жизни. Впервые за девять лет существования нашей группы я потерял ученика.

Адлер твердо ответил:

– Я не ваш ученик и никогда им не был.

– Принимаю эту поправку. Плохо, когда теряешь старого коллегу. Но на деле вы отошли от нас еще раньше.

Адлер снял пенсне. Его глаза увлажнились. Он сказал, не глядя на Зигмунда:

– Разрыв – дело ваших рук.

– Каким же образом, доктор?

– Совершив то же самое научное преступление, которое вы, как я слышал, приписывали Шарко и Бернгейму вы заморозили собственное развитие!

Зигмунд был глубоко шокирован. Обвинение тронуло его больше, чем что–либо иное, исходившее от его врагов. Его голос охрип, словно вновь воспалилась гортань:

– Напротив, доктор, когда я делаю ошибки, я их признаю и продолжаю исследование. Я с гордостью включил в теорию психоанализа идеи, выдвинутые вами. Каковы же действительные причины вашего ухода из Венского общества психоаналитиков?

Мучительное страдание отразилось на гордом, выразительном лице Адлера, и он сказал:

– Почему я должен выполнять мою работу под вашей сенью?

Мартин Фрейд сломал бедро, катаясь на горных лыжах, и должен был лечь в санаторий. Психоанализ также бросало вверх и вниз по метафорическим горкам, что, понятно, увеличивало спортивный интерес, но не обходилось без шишек и синяков.

Один австрийский невролог был уволен с работы за то, что практиковал фрейдистский психоанализ. Шведский психиатр доктор Поул Бъерре выступил с докладом о методах Фрейда перед Ассоциацией шведских врачей. Он прибыл в Вену сообщить Зигмунду, что в Швеции дела идут хорошо. В образованном в Берлине Обществе психоаналитиков Абрахам сталкивался с трудностями; он не мог привлечь других врачей к практике психоанализа. Лишь Вильгельм Флис установил связь с Абрахамом, интересуясь, могут ли они стать друзьями. Шандор Ференци натолкнулся на некоторые препятствия в Будапеште, где сначала венгры беззлобно отнеслись к психоанализу, а затем среди врачей, осознавших последствия психоанализа, начала складываться оппозиция. В Нью–Йорке А. –А. Брилл основал Общество психоаналитиков, и вскоре после этого Эрнест Джонс, получивший отпуск в Торонто, выехал в Балтимору и учредил там Ассоциацию психоаналитиков. Зигмунда посетил Сазерлэнд из Индии, переводивший «Толкование сновидений». В дом на Берг–гассе приезжали два голландца: Ян ван Эмден, пожелавший учиться у Зигмунда, и Аугуст Штерке, который сообщил, что с 1905 года практикует психоанализ в Голландии. М. Д. Эдер прочитал впервые отчет о психоанализе перед неврологическим отделением Британской медицинской ассоциации. Эрнест Джонс решил вернуться в Лондон, чтобы не только начать там свою практику, но и образовать Общество психоаналитиков.

Пришли сведения и из России. Из Одессы приехал доктор Л. Дрознец, информировавший о начале работы Русского психоаналитического общества. Доктор М. Е. Осипов с группой друзей переводил книги Фрейда на русский язык; Московская академия предложила награду за лучший очерк по психоанализу; один врач объявил в Санкт–Петербурге, что его кабинет открыт для пациентов, желающих воспользоваться психотерапией. Когда доктор М. Вульф был уволен с работы в Берлине за то, что поверил во взгляды Фрейда, он переехал в Одессу и продолжил свое обучение через переписку с Зигмундом и Ференци.

Доктор Дж. Модена из Асконы перевел «Три очерка к введению в теорию сексуальности» на итальянский. Однако во Франции мало что делалось, быть может, потому, что доктор Пьер Жане, унаследовавший от Шарко звание крупнейшего невролога, утверждал, будто он первым изобрел психоанализ, ибо использовал до Фрейда слово «подсознание», пусть в другом контексте, а затем, выдвинув свой приоритет, объявил медицинскому миру, что отвергает свое открытие! Однако независимый невролог по имени Р. Моришан–Бошан написал из Пуатье, сожалея, что пренебрегают работой Фрейда, и обещая больше успехов в будущем.

В Австралии углубленным изучением фрейдистской психологии занялась группа сиднейских врачей под руководством Дональда Фрезера, врача и священника пресвитерианской церкви. Несмотря на то, что доктор Эндрю Дэвидсон, секретарь отделения психологической медицины, пригласил Зигмунда в Сидней для выступления перед Австралийским медицинским конгрессом, доктору Фрезеру пришлось уйти из своей церкви на том основании, что он выступил в защиту книг Фрейда; такая же судьба могла постигнуть преподобного Оскара Пфистера в Цюрихе, где добивались его отречения. Более серьезные нападки обрушились на доктора Мортона Принса: полиция в Бостоне грозила ему судебным преследованием за публикацию «непристойностей» в «Журнале аномальной психологии». В Канаде был закрыт «Приютский бюллетень» под тем предлогом, что Эрнест Джонс написал для него статью о психоанализе. Зигмунд чувствовал, что ум и сердце подобны полю битвы, на котором умножались его победы, но оно было сплошь усеяно жертвами.

С каждой зимой здоровье тетушки Минны становилось хуже, хотя Зигмунду так и не удалось установить характер недомогания. Он старался каждый год брать ее на отдых, иногда с Мартой и детьми в Голландию, когда была хорошая погода, или в короткие поездки по Италии. Гражданская жена Эрнеста Джонса – Лоу – заболела психически и пристрастилась к морфию. Зигмунд согласился взять ее под свой контроль. Джонс привез ее в Вену, где Зигмунд с помощью психоанализа медленно сократил потребление морфия наполовину, а затем до четверти.

У близких к Фрейду нарождалось новое поколение: у Александра был сын, у Карла Абрахама – дочь, у Бинсвангера также появилось потомство, чета Юнг вывезла своего сына в Кюснах. Доктор Хонеггер покончил с собой, и никто в Цюрихе не знал почему. Мать Марты умерла в возрасте восьмидесяти лет от рака. Марта и тетушка Минна ездили на похороны.

Здоровье Зигмунда пошатнулось: в сырой зимний вечер он простудился на прогулке. Марта уложила его на несколько дней в постель, потчевала горячими напитками и в конце концов поставила на ноги. Однако после этого наступило некоторое ослабление способности к размышлению, каждый день завершался головными болями. Он думал, что с ним что–то серьезное, пока не обнаружил утечку газа в лампе, медленно отравлявшего воздух в кабинете.

– Мне везет, – заметил он Марте, – старый часовщик внизу подорвался из–за утечки газа. Я же потерял месяц работы над рукописями. В какой–то момент я думал, что моя творческая энергия пошла на спад.

У Зигмунда было в свое время предчувствие, что он умрет в возрасте сорока одного – сорока двух лет. Он часто писал своим друзьям, что стареет и скоро ему потребуется замена. Но когда доктор Джеймс Патнэм, отозвавшись благоприятно о лекциях Зигмунда в Университете Кларка в «Журнале аномальной психологии», включил в текст замечание, что доктор Фрейд уже не молод, радость Зигмунда по поводу публикации была омрачена.

Представление о том, что он умрет в возрасте сорока одного года, сменилось новой фантазией: теперь ему казалось, что это случится на пятьдесят первом году, то есть при сложении суммы циклов Вильгельма Флиса в двадцать восемь и двадцать три года. Когда же он перешагнул и этот рубеж, то решил, что шестьдесят один год – более логичная дата смерти, а потом заметил, к своему удовольствию, что он систематически добавляет себе по десятку лет жизни!