– И вы осмеливаетесь говорить такое? – сказала она тоном, исполненным надменности и ненависти. – Осмеливаетесь возвышать голос? Осмеливаетесь называть меня злым гением, вы лжец и преступник! Вы – убийца маркиза д'Авизака!.. Вы – убийца виконта д'Обиньи!.. вы убили бы и меня, если бы побег не избавил меня от вашего бешенства!

– Ваше высочество, – пролепетал Рауль, протянув к регенту руки, – наложите на меня сейчас же заслуженное мною наказание… Пусть Бастилия раскроется передо мною… Умоляю вас об этом на коленях… лишь бы только я не был принужден переносить при вас оскорбления этой презренной твари! Возьмите мою шпагу, ваше высочество, или дайте мне приказание разломать ее, потому что я чувствую, что убью эту женщину!

– Теперь слишком поздно, – отвечал с иронией Филипп, – первая жена ваша все-таки была жива, когда вы женились во второй раз… и потому вы непременно будете повешены!..

Рауль, совершенно уничтоженный, потерял всякое представление о том, в каком месте он находится и какое обвинение тяготеет над ним. Он забыл о регенте и о Венере, или, лучше сказать, в его мыслях сделался совершенный хаос: рассудок его помутился, ноги подогнулись. Несчастный зашатался и упал почти без чувств на кресло, которое случайно стояло позади него. Впрочем, это беспамятство продолжалось недолго.

Когда Рауль опомнился, герцога и Антонии Верди уже не было в кабинете.

Но Рауль увидал в трех шагах от себя добродушную физиономию и вечную улыбку полицейского, который привез его в Пале-Рояль.

– Как вы себя чувствуете теперь? – спросил полицейский.

Вместо ответа Рауль сделал усилие, чтобы собрать свои страшные воспоминания, которые не замедлили нахлынуть волной.

– Кажется, дело было жаркое, – продолжал полицейский.

– Да, – отвечал Рауль, – вы, без сомнения, знаете лучше, чем кто-нибудь…

– Откуда мне знать?

– Большие наказания определяются для больших преступников! – возразил кавалер с горечью. – Вы, вероятно, уже получили какие-нибудь приказания относительно меня?

– Да, конечно, кавалер, я получил…

– Исполняйте же их! Без сомнения, мне назначена Бастилия… В ожидании худшего… я готов следовать за вами!

– Извините, кавалер, но в эту минуту между нами существует некоторое недоразумение…

– Недоразумение? Какое?

– Мне не было приказано отвезти вас в Бастилию… по крайней мере, теперь.

– Да? – сказал Рауль.

– Это вас удивляет?

– Очень. В таком случае, скажите мне, пожалуйста, что же вы должны делать со мной?

– Ничего неприятного для вас…

– Но все-таки?

– Мне приказано отвести вас в залу возле кабинета, отобрать у вас шпагу и стеречь…

– До каких пор?

– До тех пор, пока вас не потребует его королевское высочество…

– Стало быть, регент хочет видеть меня во второй раз?

– Очень может быть, кавалер… Угодно вам подойти в залу, которая нам назначена?

– Я готов…

Комната, в которую полицейский ввел Рауля, была обширна, великолепно меблирована и украшена картинами Лебрена, Ванло, Симона Вуэ и Натуара. В углу ее, на столике, был приготовлен завтрак, состоявший из холодного мяса, пирожного и двух бутылок испанского вина. Полицейский подвинул кресло Раулю и попросил его сесть.

– Вы знаете, кавалер, – сказал он потом, – что я имею приказание отобрать у вас шпагу?

– Вот она, – отвечал Рауль, вынимая шпагу из ножен и подавая ее полицейскому.

– Право, кавалер, – продолжал последний, – все, что происходит здесь сегодня, удивляет меня и смущает более, чем я могу сказать…

– Почему же? – машинально спросил Рауль, думая совершенно о другом.

– С тех пор, как я имею честь служить его высочеству, я производил многочисленные аресты и отвозил в Бастилию, в Венсенский замок и даже в Пиньероль весьма знатных особ; но никогда, никогда я не видал ничего подобного тому, что вижу теперь…

– Я вас не понимаю, – сказал кавалер. – Вы меня арестуете, отвозите в Пале-Рояль, отбираете у меня шпагу… что же может быть проще всего этого?

– 3 сущности – да, но в форме совсем наоборот.

– Я вас не понимаю.

– Судите сами. Во-первых, как я уже имел удовольствие объяснить вам, я вас не арестовал; я только получил приказ проводить вас, не теряя из виду, a это совсем не одно и то же. Потом, я вас отвел в кабинет его королевского высочества. Что там было – я не знаю и не буду sac о том спрашивать; но, кажется, регент обошелся с вами довольно грубо и порядком напугал вас, потому что я нашел вас в обмороке… Что же из этого следовало заключить, позвольте вас спросить, если не то, что я должен был вас отвезти как можно скорее в какую-нибудь государственную тюрьму? Вовсе нет! его королевское высочество хочет еще раз видеть вас и даст мне приказание из собственных уст стеречь вас, но оказывать при этом величайшее уважение… Слышите, кавалер, «величайшее уважение»!.. Участие его королевского высочества к вам доходит до того, что он вспомнил, что, может быть, вы не завтракали утром, и поручил мне предложить вам закуску, которая была принесена сюда специально для вас! Что вы скажете на это, кавалер? Не знаю, важный ли вы преступник, но у меня есть предчувствие, что вы будете свободны еще до вечера.

Рауль печально покачал головой.

– Разве вы сомневаетесь в осуществлении моих благородных предчувствий? – спросил полицейский.

– Признаюсь, что да.

– Напрасно. Впрочем, может быть, ваша мрачная меланхолия происходит от слишком продолжительного поста… Скушайте крылышко этого фазана, выпейте рюмку испанского вина, и вы увидите, что тотчас же сделаетесь другим человеком! Совет мой неплох, кавалер, последуйте ему.

Как ни был хорош этот совет, Рауль, однако, находился в таком расположении духа, что не мог им воспользоваться. Впрочем, он должен был уступить благосклонной внимательности полицейского, который, казалось, принимал в нем особенное участие. Поэтому он начал есть, пить, и мы должны сказать правду, что глубокое уныние или, скорее, отчаяние, овладевшее им, несколько рассеялось благодаря живительному влиянию испанского вина. Как и сказал полицейский, он действительно вскоре почувствовал себя совершенно другим человеком. Он обдумал свое положение со всех сторон, и ему показалось, что из его нового свидания с регентом могли выйти какие-нибудь неожиданные и благоприятные последствия.

Таким образом прошло около двух часов; эти часы показались Раулю очень продолжительными, хотя полицейский и старался всеми силами развлечь его и развеселить постоянным разговором, который поддерживался почти им одним. В конце этого времени тот же самый дежурный, который в первый раз вводил нашего героя в кабинет регента, пришел сказать, что его королевское высочество зовет кавалера де ла Транблэ.