– Кавалер, – заявил Жак, глядя на своего хозяина, – встреть я вас на улице, я не узнал бы вас, хотя бы от этого зависело спасение и вашей и моей жизни.

– Так и надо, – сказал Рауль. – Теперь слушай же хорошенько и помни, что я тебе скажу: до нового распоряжения сделай мне удовольствие – отвыкни от привычки называть меня беспрестанно кавалером.

– Как же я должен называть вас, кавалер?

– Называй меня «друг».

– Друг?

– Да. Это коротко и просто, как ты видишь…

– Конечно, кавалер…

– Опять?

– Конечно, друг… Ах! кавалер, по-видимому, это так просто и легко, но мне трудно будет привыкнуть…

– Ты понимаешь, что это необходимо… Теперь я уже не дворянин… мы оба старые солдаты, стало быть, люди равные… если же ты будешь называть меня кавалером, несмотря на мое переодевание, то лучше уж кричать во все горло, кто я таков…

– Я это понимаю, друг, и постараюсь не изменить вашему инкогнито…

– Хорошо; но это еще не все. Ты должен не только разговаривать со мною фамильярно, но и говорить мне «ты»…

– Говорить «ты» вам, кавалер… то есть говорить вам «ты», друг! Я никогда не буду в состоянии!..

– Я говорю тебе, что это необходимо…

– Но, друг…

– Я хочу!

– Хорошо, друг… я вам… я тебе буду говорить «ты»… но, Боже мой! Боже мой!.. как это трудно…

– Привыкнешь. Начни же сейчас, попроси меня, например, застегнуть тебе портупею…

– Друг, – пролепетал Жак, – осмелюсь ли я попросить тебя потрудиться застегнуть мне портупею.

– Не так! Совсем не так!

– Как же надо сказать?

– Надо сказать просто: дружище, застегни мне портупею…

– Но это грубо!

– Тем лучше.

– Ах! Боже мой! как же быть?.. Но я постараюсь…

– Соберись с духом.

– Друг, застегни мне портупею…

– Вот так!

И Рауль, повинуясь просьбе, которой он с таким трудом добился от своего слуги, застегнул портупею Жака, на которой висел длинный палаш, совершенно вышедший из моды. Впрочем, в сильной руке этот палаш мог быть грозным оружием.

– В свою очередь, – сказал он потом, – и ты окажи мне такую же услугу…

Жаку более нравилось повиноваться, чем приказывать. Он поспешно застегнул портупею Рауля, на которой тоже висел палаш не менее длинный и не менее острый.

– Друг, – сказал он потом, – я хочу просить у тебя милости…

– Проси, друг мой, проси.

– Позволь мне, друг, не говорить тебе «ты», когда мы будем одни.

– Тебе этого очень хочется?

– О! больше всего на свете… Из вещей такого рода…

– Ну, я согласен, но с условием… Когда мы будем на улице, в тех местах, где много народу, везде, наконец, где могут нас слышать, ты должен обращаться со мною с большей фамильярностью, с большей смелостью, чем теперь.

– Да, друг, обещаю тебе, – сказал Жак решительным тоном. – Хорошо так, кавалер? – прибавил он потом.

– По крайней мере, гораздо лучше. Теперь поспешим закончить все приготовления; мне хочется поскорее выбраться из этого дома.

– Мне кажется, что мы готовы.

– Еще не совсем.

– Чего же еще недостает?

– Ты увидишь. Отвори последний шкаф направо…

– Этот?

– Да. Что ты видишь там?

– Оружие всякого рода: пистолеты, ружья, карабины…

– Возьми две пары пистолетов самого малого размера и положи их на стол… Теперь посмотри, что лежит на верхней полке.

– Жестяные ящики и деревянные чашки.

– В ящиках порох, в чашках пули… принеси сюда чашку и ящик. Взгляни, нет ли там пороховницы?

– Есть две роговые, оправленные в серебро.

– Наполни их порохом, положи одну себе в карман, а другую подай мне; возьми также дюжину пуль, а я пока заряжу твои и мои пистолеты.

Минуты через три Рауль и Жак спрятали заряженные пистолеты под платье. Таким образом, не берясь за шпагу, они могли располагать жизнями четырех человек. Рауль засунул задний карман кожаный мешок, наполненный золотом, и сказал:

– Вот теперь мы совсем готовы… пойдем.

– Куда?

– Я сам еще не знаю… Прежде всего надо выйти отсюда, а выбравшись на свободу, мы придумаем.

– Друг, еще один вопрос: если нас вздумают арестовать, что надо делать?..

– Стрелять в упор. Следовательно, мы успеем размозжить головы четверым.

– А потом?

– Обнажить шпаги, проложить, если можно, дорогу и убежать.

– А если бежать не удастся?..

– В таком случае надо умереть, защищаясь сколько будет силы. В выборе между Бастилией и смертью нечего колебаться. Все-таки я предпочитаю смерть.

– Понял и буду следовать твоему примеру, друг.

– Пойдем же.

– Иду, друг, иду…

Рауль вышел из комнаты Магов в переднюю и осторожно растворил дверь, которая вела на лестницу. Лестница была пуста. На дворе Рауль и Жак встретили хозяина гостиницы «Царь Соломон» Самуила. Этот старый, маленький, тщедушный и плешивый жид, не заметивший, чтобы в его гостиницу входили два солдата, которые теперь были у него перед глазами, взглянул на Рауля и Жака с глубоким удивлением и уже хотел было обратиться к ним с грубой бранью, но не успел. Рауль остановился перед ним к, не произнеся ни одного слова, сделал масонский знак. Как только старик увидел этот знак, он тотчас сорвал со своего обнаженного черепа бархатную шапочку и, поклонившись низко, как только мог, пропустил господина и слугу. Рауль прошел по двору тяжелой походкой старого солдата. Жак шел за ним, подражая ему как умел.

У ворот Рауль остановился и, крутя правой рукой свой длинный ус неподражаемым жестом, быстро и осторожно осмотрелся по сторонам. Однако физиономия его не потеряла в эту минуту выражения глубокого равнодушия. Осмотр этот совершенно успокоил кавалера. Он не увидал никого, кроме озабоченных делами граждан или мирных прохожих: одни спешили туда, куда призывали их дела, другие прогуливались, как гуляют в Париже – без цели, только затем, чтобы убить время. Улица была свободна. Очевидно, шпионы не подозревали существования тайного прохода, соединявшего оба дома.

Рауль сделал знак Жаку и, взяв его под руку, пошел по улице, напевая веселый куплет, хотя сердце его разрывалось от тоски. Скоро дошли они до набережной, и Рауль прошел Новый мост, не замедляя своей воинственной и твердой походки. Жак рассудил, что может воспользоваться правом, которое давала ему дозволенная фамильярность;