В разгуле убийственной стихии, в пылу беспощадных кровавых баталий, в которых сам он, впрочем, участия не принимал, но руководил действиями подначальных из штаба, Саломеев не забыл и о своем обещании, данном партнеру по политической борьбе и компаньону по извлечению прибыли – чиновнику охранного отделения, а именно принести в жертву его прихоти Дрягалова. Для чего именно компаньону и партнеру потребовалась жизнь Старика, Саломеев не понимал. Да это его особенно и не интересовало. Хотя лично у него самого никаких претензий к бывшему товарищу не имелось, но, с другой стороны, и ждать от Дрягалова еще каких-то благодеяний, подобных прежним, уже не приходилось. Поэтому Саломеев без сожаления смирился с участью Дрягалова, уготованной ему чином из охранки. К тому же у самого Саломеева была личная заинтересованность в исполнения этого задания, поскольку в результате его ожидали весьма заманчивые перспективы, как ему было обещано.

Саломеев велел Клецкину найти и привезти к нему студента Мордера, которого он завербовал где-то год назад, после того, как его кружок понес по известным причинам значительные потери.

До самого декабря этот Мордер никаких особенных революционных доблестей не выказывал. Саломеев как-то попросил его перевезти с Клецкиным «бостонку» на новое место, потому что долго оставаться работать по одному адресу типографии было небезопасно, так Мордер отказался исполнять поручение, сославшись на немощь – тяжела-де машина, не по силам ему. Саломееву тогда пришлось самому пыхтеть – тащить упрятанное для конспирации в комод многопудовое устройство, – подряжать еще кого-то он не стал опять же по соображениям безопасности.

Но когда началось восстание, тут уж Мордер себя проявил в полной мере. Его революционное неистовство изумляло подчас и бывалых бойцов. Нет, он не сражался на баррикадах, ни даже в боевых группах, нападавших на неприятеля из засады, не участвовал. Мордер придумал собственную форму борьбы. Он собрал с дюжину подобных ему молодцов, добился у Саломеева, чтобы им всем выдали по нагану и патронов вдоволь, и с этим отрядом стал натуральным образом разбойничать, ночами чаще всего. Он заранее узнавал адрес какого-нибудь полицейского чина и заявлялся к нему на дом со всею своею вольницей. Если хозяин оказывался человеком решительным, удальцом и, вдобавок, если среди его чад и домочадцев находился еще кто-то, кто мог держать в руках оружие, непрошеные гости обычно отступались, едва из-за двери или из окна им в ответ раздавался выстрел. Но часто жертва бывала покорной, безвольной, будто замагнетизированной, вроде того Войлошникова. Чем для нее оборачивалась такая покорность, известно из примера упомянутого чиновника сыскной полиции.

Оправдывая свои действия местью черносотенцам, Мордер стал чаще даже, чем к полицейским, наведываться в купеческие дома. Он называл по-научному такие налеты экспроприациями, а в шутку, среди своих, – золотыми рейдами. Мало того что такие рейды были для налетчиков куда безопаснее визитов к полицейским, они еще и приносили революционерам весомый прибыток: расправившись с душителем народной свободы, а то еще и с кем-то из его домашних заодно, Мордер никогда не забывал прихватить какие-либо ценности, принадлежавшие жертве, – деньги, золото. Одеждой и той не гнушались борцы за счастье народа. Когда об этом стало известно Саломееву, он действия Мордера одобрил, – конечно, к черносотенцам нужно быть равно беспощадными, как они, мироеды и убийцы, к трудовому народу! – но велел большую часть экспроприированногоотдавать лично ему – Саломееву – на нужды революции!

Похвалив Мордера за его полезную деятельность, за беспощадный революционный пыл, Саломеев перешел к делу. Он коротко рассказал историю своих отношений с Дрягаловым. Особенно подчеркнул, как он был радушен и добросердечен по отношению к простоватому, малообразованному торговцу – учил его, просвещал, подсказывал что-либо, никогда не отказывал ему в своем покровительстве, в бескорыстной своей помощи. Но неблагодарный купец отплатил ему за добро самым лютым коварством – он предал его, оказался провокатором. И лично у него – Саломеева – нет к предателю претензий: он выше мелочных обид! Но измена святому делу, в которое Дрягалов – увы! – был посвящен, предательство доверившихся ему людей не может быть прощено, ибо и для этих людей, и для самого их дела небезопасно оставлять изменника здравствующим, – секреты, которые товарищи ему опрометчиво доверили, должны быть похоронены вместе с ним! К тому же, добавил Саломеев, ему доподлинно известно, что Дрягалов теперь поддерживает черносотенцев, почему является не только предателем революции, но и непосредственным ее врагом.

Мордер заверил Саломеева в безусловной своей готовности исполнить все, что требуется. Он готов был совершить революционное возмездие безотлагательно, этой же ночью.

Но Саломеев велел ему не торопиться. По его словам, выходило, что обычный ночной налет в данном случае не годился: купец сам вооружен, и многочисленная его челядь, несомненно, также ополчится, чтобы дать отпор незваным гостям. Нет, Саломеев отнюдь не беспокоился за шайку Мордера, а уж тем более не переживал за самого ее главаря, почитая в душе последнего редкостным подлецом. Но он справедливо полагал, что лихой налет нахрапом мало того что будет отбит и не принесет желаемого результата, так еще и спугнет Дрягалова, насторожит его, заставит его принять какие-то меры по обеспечению своей безопасности, а значит, сделает его недосягаемым, по крайней мере, на ближайшее время. Кроме того, Саломееву было известно о счастливых переменах в семье Дрягалова: о женитьбе сына и о недавнем рождении наследника дрягаловских миллионов. И устраивать погром со смертоубийством в доме, где теперь находится молодая родильница с новорожденным, Саломееву показалось предприятием неоправданно жестоким. Он предложил Мордеру иной план действий.

После того как на Мясницкой у него открылся новый шикарный магазин, Дрягалов перенес туда главную свою контору и сам проводил там значительное время. Даже и теперь, когда все магазины по Москве не работали, а иные бережливые хозяева так вообще забили витрины досками, Дрягалов, тем не менее, исправно почти каждый день бывал на Мясницкой и работал в конторе с бумагами. Там Саломеев и предложил Мордеру его выследить. Он подробно описал, какой из себя Дрягалов: на вид – под пятьдесят, крепкий, плечистый, сухопарый, карие глаза, густые черные волосы, борода по грудь. Тип яркий. Такого трудно не заметить и не узнать. Саломеев еще посоветовал Мордеру для большей верности нарядиться охотнорядцем – надеть овчинный полушубок да папаху. И уж ни в коем случае не заявляться туда в студенческой шинели, – Мясницкие, как и другие центральные части, к этому времени были почти целиком во власти полиции и черносотенцев, и Мордер своим отнюдь не верноподданническим облачением неминуемо выдал бы себя.

Заверив патрона, что задание непременно и немедленно будет выполнено, Мордер отправился в Мясницкую по указанному адресу. Он без труда нашел новый дрягаловский магазин: надпись аршинными буквами «Торговля Дрягалова и сына» над входом бросалась в глаза даже в декабрьских сумерках. Тщательно забитые окна магазина по улице были безжизненно темны. Но из боковых, также забитых, окон, сквозь щели между досками, брезжил слабый свет, свидетельствующий, что заведение хотя и не работает, но вовсе не пустует. Мордер зашел в подъезд в доме на противоположной стороне улицы и через мутное стекло стал наблюдать за дверью магазина.