Катон молча слушал.

- Кто этот человек? – Спросил он, наконец.

- Сенатор Меммий.

Катон присвистнул.

- Там же полно слуг и стражи!

- Когда он подойдет к дому, поблизости никого не будет. Это мы берем на себя. Вечером к тебе подойдет человек и покажет место.

- Это другое дело.

- Оружие возьмешь свое. Действуй, Катон! И помни: неудача равносильна твоей смерти.

Геркулес встал и вышел так же неожиданно, как и появился.

Катон еще посидел некоторое время, допил кислое вино и, расплатившись с хозяином, покинул харчевню.

Вечером он сказал хозяину инсулы, что уезжает на несколько месяцев в провинцию, но квартиру просит оставить за собой. Счет оплатил вперед. Он надеялся, что поворот в назревающих политических событиях еще позволит ему вернуться в Рим.

Вернувшись в свою комнату, Катон сел на кровать и разложив перед собой несколько различного размера ножей, принялся их внимательно изучать. Поначалу он выбрал нож, похожий на те, какими крестьяне режут быков. Долго вертел его в руках. Потом, однако, мысли его приняли другое направление.

Он отложил нож, направился в угол, и извлек из-под кучи разнообразного тряпья завернутый в плотную материю кинжал.

Это был кинжал, похищенный им вместе с деньгами у соседей-варваров.

В день своей смерти сенатор Меммий возвращался домой пешком в сопровождении двух охранников и близкого друга Сервия из рода Лепидов.

- Я предчувствую тяжкие несчастья для нашей родины, Сервий. - Говорил он, глядя куда-то вдаль. – Эти неистово жадные шакалы не успокоятся, пока не разорвут ее на части.

- Если бы консул был умнее…

- Консул мало что решает, а в особенности этот. Вот, если бы люди могли хотя бы немного умерять свои аппетиты.

- Это никогда не произойдет. – Уверенно ответил Сервий. – Люди есть люди, и ими они останутся. Лишь бы Рим не погиб.

- Рим нужен всем, даже нашим врагам, и потому он будет жить, пока стоит земля. Но прольется много крови. Жаль! Все могло быть по-другому. Что ж… DOCUNT VOLENTEN FATA, NOLENTEM TRAHUNT!{209}

Оба помолчали, потом Сервий коснулся рукой локтя друга.

- Ты помнишь, в юности грамматик заставлял нас учить Плавта?

Не для лица бы только нужно зеркало

Но также и для сердца, чтобы смотря в него,

Увидеть, что таится в глубине души.

Всмотрись получше, а потом задумайся,

Как жил когда-то сам ты в ранней юности,

Полезно это было бы, по-моему.{210}

- Помню, Сервий! Ты еще подложил ему колючку в сандалию, когда он пожаловался на тебя отцу.

- Это было. Да простит мне душа старика! Он был настоящим римлянином и любил Италию, как любят своих детей.

- Я тоже люблю Италию,…и мое сердце болит за нее.

- Куда подевались эти бездельники? – Спросил Сервий, оглядываясь на стражников.

- Отстали, наверное, за разговором. Однако ж, я почти уже дома. Но, тебе пора! Сегодня был трудный день. Быть может, завтра он будет еще труднее. Иди, Сервий!

- Пожалуй, я пойду. К утру следует подготовить списки для выборов, а это еще полночи работы.

И друзья детства расстались навсегда.

Спустя несколько минут Сервий услышал страшные крики в той стороне, где находился дом его друга.

Полный ужасных предчувствий он бросился назад, и, пробежав с пол улицы, застыл в безмолвном отчаянии:

Меммий лежал на земле, у порога своего дома, поддерживаемый руками своих близких. Белоснежная тога его была залита кровью. Рядом, на земле, валялся окровавленный кинжал с рукояткой в виде головы льва.

- Врача! Немедленно врача! – Выговорил Сервий, стуча зубами от волнения.

- Уже послали. – Отозвался юноша с искаженным горем лицом. В нем угадывалось сходство, с лежащим на земле Меммием.

- Кто это сделал? – Спросил Сервий, не отрывая взгляда от мертвенно-бледного лица сенатора.

- Негодяй бежал! Но слуги бросились в погоню.

Смертельно раненого Меммия подняли на руки и внесли в дом.

Сервий наклонился и поднял с земли орудие убийства.

- Где-то я уже видел это жало. – Пробормотал он, разглядывая оскаленную львиную пасть.

На утро следующего дня, после убийства сенатора Меммия, Вибий работал со своими учениками. Сторонник здорового образа жизни, он регулярно упражнялся сам, и заставлял следовать этому принципу молодых патрициев.

Юные римляне ожесточенно наскакивали друг на друга, и азартно рубились деревянными мечами.

- Эй-эй! Руф! - Кричал Вибий толстому мальчугану, орудовавшему мечом довольно лениво. – Если ты так будешь защищаться, то недолго проживешь на свете.

- А я хочу стать философом, господин учитель! – Отозвался юнец, пыхтя и отбиваясь от наседавшего на него противника.

- Тем более! У философа всегда много врагов.

Вибий отобрал у толстяка меч, и стал показывать ему, что следует делать в такой ситуации.

Дверь в стене, отгораживающей ристалище от сада, отворилась и в проеме появился раб-галл с красной повязкой на голове.

- Господин! – Сказал он извиняющимся тоном. - Мальчишка-варвар добивается встречи с вами. Говорит, что у него к вам важное дело.

- Какой еще мальчишка? Гони его! Нет, постой… веди его сюда! – Ответил Вибий, внезапно обеспокоившись.

Раб вышел, и через минуту появился вновь, ведя за собой Ина.

- Господин Вибий! – Бросился Ин к патрицию. – Господин Вибий! Большое несчастье!

- Успокойся и скажи мне толком, что произошло.

- Господин Вибий! Стражники арестовали господина Ли, и куда-то увели его. Они хотели схватить и меня, но я вырвался и убежал.

- За что? – Поразился Вибий.

- Я не знаю. Кажется, они обвиняют его в убийстве важного господина. Но, я еще недостаточно знаю ваш язык, и мог что-то не понять.

- Здесь какая-то ошибка… - Пробормотал Вибий, сосредотачиваясь. – Твой господин сопротивлялся?

- Нет! Он отдал меч, и спокойно пошел с ними.

- Правильно! Если бы он стал защищаться, они могли бы убить его. Где Фэй?

- Господин Фэй в гостях у госпожи Валерии.

- Вот как… - Протянул Вибий, хотя взаимная симпатия Фэя и прекрасной римлянки уже не была для него секретом. – Ты знаешь, где она живет?