Стены повсюду были разбиты вдребезги. Потолки обвалились, и слышался отдаленный грохот ломающихся балок, падающего грунта и цемента, от чего возникли завалы в глубине теоретически неразрушаемых камер.

Морлэйк протиснулся между двумя такими препятствиями и вышел к третьему, полностью закрывшему проход. Когда потолок в нескольких метрах впереди него начал угрожающе осыпаться, он решил, что лучше вернуться на поверхность.

Тяжело дыша, Морлэйк выбрался наружу. Он, имея слабую надежду, заставил себя осмотреть наименее изуродованные человеческие тела. Все были мертвыми. Он полетал над полем, приземлявшись раз десять для того, чтобы осмотреть коробки зданий и входы в подземные укрытия. Везде одна и та же картина. Случайно Морлэйк обнаружил двух человек, которые подавали признаки жизни.

Стимулирующие средства, которые отыскались в аптечке первой помощи, не подействовали, и он перенес раненых в самолет. Взлетев снова, Морлэйк включил радио в надежде узнать последние новости о положении в стране. Сначала эфир, казалось, молчал. Только отвернув регулятор громкости на полную мощность, он услышал еле различимые голоса. Они периодически пропадали, но через минуту возникали снова, поэтому он не терял общий смысл сообщений: «…Жителям городов с населением свыше пятидесяти тысяч приказано покинуть место жительства, но все торговцы этих городов должны остаться в своих магазинах. Повторяем, торговцы должны оставаться. Покинувшие город без разрешения будут расстреляны… продавайте ваши товары всем, кто придет, соблюдая нормирование для покупателей… один костюм, одно одеяло… бакалейные товары — на две недели… Жители городов с населением менее пятидесяти тысяч остаются на месте. Повторяем, остаются на месте!., передаем аварийное предупреждение для лиц, находящихся вблизи озера Мичиган: от Чикаго со скоростью приблизительно сто миль в час движется цунами!.. Все прибрежные города будут разрушены. Не теряйте времени. Уходите немедленно! …Телеграмма! Лондон. Великобритания объявляет войну неизвестному врагу. Другие страны следуют…»

Слух Морлэйка не мог разобрать все слова. Слышимость была ужасной, голоса, треск, потом отрывочные звуки. И, кроме того, первое оцепенение, вызванное ошеломляющими событиями, стало проходить. Он управлял самолетом и думал о миллионах мужчин и женщин, чьи тела превратились не в пепел, а распались на атомы…

Морлэйк почувствовал огромное облегчение, когда добрался до первого места назначения: маленького военного аэропорта около довольно крупного города в Айове и увидел живых людей. Двух раненых, которые находились в его самолете, быстро отправили в местную больницу.

Пока машину заправляли горючим, Морлэйк коротко посовещался с тремя обеспокоенными дежурными офицерами. Они согласились, что самым правильным сейчас будет вылететь на одну из секретных баз, где позаботятся о его новом необычном самолете. Именно этим трем офицерам он в первый раз рассказал, что своими глазами видел Чикагскую бомбу. Все трое проявили огромный интерес, и Морлэйк расставался с ними с большим сожалением. Они были уверены, что специалисты получат уникальную информацию, услышав рассказ о том, что он видел.

Прошло немало времени, пока Морлэйку позволили приблизиться к секретному аэродрому. Радио гремело сигналами тревоги и предупреждениями «немедленно покинуть зону». Он настоял на том, чтобы дежурный известил о причине его появления и, в конце концов, добился разрешения посадить свою машину на подъемник, после чего она была втянута под землю.

Его провели в кабинет генерала Герольда, и на этот раз Морлэйк ограничился коротким докладом. Он сообщил генералу обстоятельства, при которых увидел Чикагскую бомбу и сделал паузу, ожидая потока вопросов. Старый генерал долго смотрел на него, но не стал выяснять никаких деталей. И только когда Морлэйка провели в комнату ярусом ниже, до него дошел смысл враждебного молчания человека с тонкими губами. «Боже, — подумал он, — генерал мне не поверил!» Это было потрясением. Но как можно было поступить по-другому? Неважно, что рассказ так неправдоподобно звучал. Он просто был обязан рассказать, что с ним произошло, что он действительно видел.

Морлэйк как можно подробнее написал свой доклад, затем позвонил секретарю генерала и сообщил, что все готово. После некоторой задержки ему было приказано оставаться в своей комнате, а за докладом зайдет офицер. Это настораживало, но Морлэйк старался убедить себя, что в таком решении нет ничего странного. Пришедший через некоторое время офицер забрал его доклад, и Морлэйк лег отдохнуть, ощущая невыразимую усталость. Но мозг его оказался слишком возбужден для сна. Все напряжение, испытанное им в течение дня, вылилось в беспредельный ужас перед отказом поверить в то, что видели его глаза. Постепенно его мысли стали более реальными. Он пытался представить возможный исход событий здесь, где командует подозрительный военный педант. «Черт его побери! — думал он в бешенстве. — Все радары, предназначенные для локализации бомб, падающих на города, скорее всего, полностью уничтожены. Остается только то, что видел я. Но что это доказывает, если мне не верят? Мои показания могли стать одним из главных ключей для разгадки замыслов врага. А теперь они ничего не стоят».

Прошла не одна неделя, прежде чем Морлэйк понял, насколько ценным был этот ключ.

II

— Я требую порядка в зале!

Поспешно собранный военный суд готов был начать свою работу.

— Обвинение намерено, — произнес военный прокурор после того, как были завершены необходимые приготовления, — представить свидетельские показания, которые должны доказать справедливость одного из двух обвинений, выдвинутых против капитана Морлэйка.

Первое обвинение заключается в том, что он на самом деле не видел, вопреки его утверждению, атомную бомбу, и что фактической его целью было обрести дешевую дурную славу, используя величайшее национальное бедствие. По мнению обвинения, если суд установит его виновность, то наказание должно быть достаточно суровым, учитывая чудовищность и сложность нападения, постигшего нашу страну. Второе обвинение, — продолжал военный прокурор, — более серьезно. Оно заключается в том, что если капитан Морлэйк, как он утверждает, действительно видел бомбу, то почему он намерено фальсифицировал доклад, либо был предельно небрежным в указании направления, по которому следовала бомба.

Ужасным в положении Морлэйка было и то, что он здесь никого не знал. Ему не было позволено вызвать свидетелей с аэродромов, на которых служили люди, хоть немного знавшие его. Когда два эксперта-ракетчика дали свои заключения, он понял, что обречен. Впрочем, это стало ясно сразу же после ареста, когда один из охранников шепнул ему, что половина служащих потеряла свои семьи во время бомбардировки. Он знал, что эмоционально они были готовы обвинить любого, Морлэйка — так Морлэйка. Эти люди, согнутые бедой, лишенные всего, чем дорожили, не могли сейчас ни чувствовать, ни видеть, ни думать.

Все решилось тогда, когда ему дали слово.

— Нет ли у вас сомнений в том, — спросил военный прокурор, — что предмет, который вы видели, был действительно атомной бомбой?