удерживая дверцу. О'Шонесси скользнул в автомобиль и мгновенно утонул в белой и нежной, словно сливки, коже. Пендергаст уселся рядом.

— Музей «Метрополитен», — бросил он шоферу.

Когда автомобиль двинулся, О'Шонесси увидел, что на ступенях стоит Кастер и пялится на «роллс». У ирландца вдруг возникло сильное искушение сделать капитану ручкой, и лишь ценой больших усилий он сумел сдержаться.

О'Шонесси внимательно посмотрел на Пендергаста и произнес:

— Желаю успеха, мистер специальный агент ФБР.

Он отвернулся к окну. Попутчик сидел молча.

— Моя фамилия Пендергаст, — наконец представился агент.

— А мне это без разницы. — О'Шонесси не отрывал взгляда от окна. Выдержав паузу продолжительностью не менее минуты, полицейский спросил: — Зачем нам музей? Любоваться мертвыми мумиями?

— Мне ни разу не доводилось встречать живой мумии, сержант. Но в любом случае мы направляемся не в отдел Древнего Египта.

«Умник хренов», — подумал сержант. Интересно, сколько раз ему придется выполнять подобные задания? Из-за единственной, совершенной пять лет назад ошибки он навсегда остался для всех мистером Никчемным. Каждый раз, когда появлялось какое-нибудь совершенно абсурдное дело, он слышал: «У нас возникли кое-какие проблемы, О'Шонесси, ты как раз тот человек, который сможет их решить». Обычно это была какая-нибудь дешевка. Но парень в «роллс-ройсе», похоже, рыба крупная. И дело, в которое его втравили, было, судя по всему, не совсем законным. О'Шонесси вспомнил о своем давно покинувшем этот мир отце, ощутив при этом легкое чувство стыда. Пять поколений О'Шонесси честно служили в полиции, а теперь все пошло коту под хвост. Ирландец сомневался, что сможет протянуть еще одиннадцать лет. Это позволило бы ему отправиться в раннюю отставку с пенсией, доплатами и привилегиями.

— Что за игру вы затеяли? — спросил О'Шонесси.

Хватит. Он уже давно не сосунок и впредь будет действовать с открытыми глазами. Нельзя допустить, чтобы на него опять полилось дерьмо, как только он поднимет глаза на начальство.

— Сержант…

— Да?

— Никаких игр я не веду.

— Еще бы. Конечно, не ведете, — фыркнул О'Шонесси, решив, что подобную вольность он может себе позволить. — Игр вообще никто никогда не ведет, — добавил сержант и почувствовал на себе внимательный взгляд агента ФБР. Сам же он продолжал упорно смотреть в сторону.

— Боюсь, сержант, что у вас сложились несколько ложные представления, — пропел агент своим южным акцентом. — Но мы эту ошибку без труда исправим. Я прекрасно понимаю, почему вы пришли к подобному умозаключению. Пять лет назад вы оказались на пленке, якобы зафиксировавшей факт получения вами двухсот долларов от проститутки. Вы приняли эти деньги в обмен на ее свободу. Насколько я помню, в ваших кругах подобные действия называются «вымогательство». Я не ошибся?

О'Шонесси вдруг почувствовал слабость во всем теле, на смену которой тут же пришел гнев.

Сержант ничего не ответил. Да и что здесь можно сказать? Было бы гораздо лучше, если бы они тогда сразу уволили его из полиции.

— Пленку направили в службу собственной безопасности, и сотрудники службы нанесли вам визит. Но доклады о том, что произошло, существенно разнились, и доказать вашу прямую вину они не смогли. Однако ущерб так или иначе был нанесен, и ваша карьера с тех пор приобрела статический характер.

О'Шонесси следил, как за окном машины убегают назад дома Нью-Йорка. «Статический характер». Это означает, что он с тех пор вообще не продвинулся по службе.

— И с той поры вам доверяли только весьма сомнительные дела. Мальчик на побегушках в серой зоне. Не сомневаюсь, что именно так вы смотрите и на текущее дело.

О'Шонесси, не отрывая взгляда от окна, произнес нарочито усталым тоном:

— Я не знаю, какие игры вы ведете, Пендергаст. Но слушать ваши рассуждения у меня нет ни малейшего желания.

— Я видел запись.

— Значит, вам повезло.

— Между прочим, я слышал, что проститутка умоляла вас ее отпустить и при этом утверждала, что сутенер ее изобьет, если вы этого не сделаете. Затем, как мне сказали, дама настаивала на том, чтобы вы взяли двести долларов, и что если вы этого не сделаете, сутенер решит, что она сдала его полиции. Если вы возьмете деньги, говорила она, сутенер подумает, что ей удалось откупиться. Я не ошибся? Значит, вы взяли эти доллары?

О'Шонесси, наверное, тысячу раз прокручивал в уме эту сцену. Какая теперь разница? Он не должен был брать бабки. Более того, приняв две сотни, он не пожертвовал их на благотворительные цели. Сутенеры ежедневно колотят проституток, и ему следовало оставить ее плыть по течению.

— С тех пор вы приобрели несвойственный вам ранее цинизм. Вы устали. Вы решили, что сама идея «защиты правопорядка и служения обществу» — не более чем фарс. Особенно на улицах этого города, где невозможно отличить правых от виноватых, где никто не заслуживает защиты и определенно недостоин того, чтобы ему служили.

— Вы, надеюсь, закончили анализ моей личности? — после продолжительного молчания спросил О'Шонесси.

— На данный момент закончил. Хочу добавить лишь одно: вы совершенно правы, вы снова получили весьма сомнительное задание. Но совсем не в том смысле, как вам это представляется.

Последовавший за этим период молчания растянулся на несколько минут.

«Роллс-ройс» остановился перед светофором, и О'Шонесси воспользовался этим, чтобы исподтишка изучить Пендергаста. Но агент, словно почувствовав, что за ним наблюдают, мгновенно поймал его взгляд. О'Шонесси чуть не подпрыгнул от изумления. Ведь всего лишь за миг до этого парень смотрел совсем в другую сторону.

— Да, кстати, вам удалось побывать в прошлом году на выставке «История одежды»? — спросил Пендергаст.

Это было сказано непринужденным и весьма располагающим тоном.

— Где?

— Из этого я заключаю, что вы пропустили эту великолепную выставку. «Метрополитен» имеет прекрасную коллекцию одежды, начиная с образцов раннего Средневековья. Большая часть костюмов находится в запасниках. Но в прошлом году они организовали выставку, показывающую, какую эволюцию претерпела одежда за последние шесть веков. Потрясающая выставка! Вы знаете, что все дамы в Версале при дворе Людовика Четырнадцатого должны были иметь талию не более тринадцати дюймов? Меньший объем, естественно, допускался. А известно ли вам, что платья этих изящных дам весили тридцать — сорок фунтов?

О'Шонесси обнаружил, что у него нет ответа на эти вопросы. Странный и неожиданный поворот в теме беседы привел ирландца в состояние полного замешательства.

— Я также с интересом обнаружил, что в пятнадцатом веке гульфики у мужчин…

Рассказ об этом открытии безжалостно прервал визг тормозов. Водитель «роллс-ройса» с трудом избежал столкновения с такси, пытавшимся пересечь три полосы движения.

— Ох уж мне эти варвары-янки, — беззлобно произнес Пендергаст. — Так о чем это я? Ах да. О гульфиках…

«Роллс» влился в поток