– Нет, не значит, – раздраженно ответила она.

И в той же мере не сочла, что слабость жюри позволит преступной паре избегнуть всякого наказания. Еще была община. Мередиту пришлось растолковать им ситуацию с точки зрения служителя церкви.

– Вам нельзя оставаться в приходе, – сказал он Доггету и Джейн. – Вас не потерпят.

И его правота быстро подтвердилась.

Старику Доггету устроили поистине невыносимую жизнь. Дети знали его плохо и по привычке последовали наставлениям Марты. С ним прекратили общаться. Джейн пришлось еще хуже. Стоило ей выйти из дома, как ей кричали: «Шлюха!» Сосед перестал приносить ей дрова. Водонос проходил мимо не останавливаясь. На ближнем Чипсайдском рынке ей больше ничего не удавалось купить. На двери кто-то написал: «БЛУДНИЦА». К концу месяца она грустно сказала Мередиту:

– Ты прав, нам придется уехать.

На исходе января, в снегопад, Доггет, ранее перевезший в телеге все ее пожитки, вместе с Джейн добрался до Винтри, где они сели на барку и поплыли вверх по реке. Их путь лежал в небольшое селение возле Вестминстера. Какие-то французские купцы успели столетием раньше создать там анклав, удобный для заключения сделок с королевскими дворцами Вестминстера и Уайтхолла. С тех пор эти улицы именовались Малой Францией, или Петти-Франс. Считалось, что там селились неудачники, хотя в последнее время это место облюбовали некоторые литераторы, включая Джона Мильтона.

– По крайней мере, – заметил Мередит, – в Петти-Франс вас не тронут ни Марта, ни ее дружки. Там вы заживете спокойно.

В 1650-е годы в Англии не было человека более преданного опальному дому Стюартов, чем сэр Джулиус Дукет. Но роялисты мало что могли сделать, пока Англией правили святые под началом Оливера Кромвеля. Поэтому он читал и размышлял. Дважды он прочел от корки до корки Библию и понял, что это величайшая книга всех времен. Знакомился с классикой, изучал английскую историю и делал пометки о развитии государственного устройства. И ждал.

На взгляд поверхностный власть Кромвеля была прочна. Джулиусу чудилось, будто его круглая и бородавчатая рожа висела над страной подобно страшной языческой маске. Кромвель казнил короля, изгнал во Францию наследника. Шотландцев приструнили, ирландцев сокрушили в кровавой бойне. Все это он совершил за считаные годы, и даже Джулиус досадливо признал, что меч его действительно крепок.

Однако цель Содружества, которая заключалась в постройке на холме сверкающего града, понуждала изменять не только законы, но и сердца. И так ли успешно? Для Джулиуса поворотным пунктом стали суд и оправдание Доггета и Джейн. «Пуритане зашли слишком далеко», – сказал он дома. Имелись и другие, не столь разительные свидетельства неистребимости людской натуры. «Лодочники, – сообщил однажды Джулиус, – затеяли соревноваться, кого из них чаще оштрафуют за год за пьянство». По размышлении он решил, что пуритане вымели дочиста главные улицы, но переулки по-прежнему полны грешников.

Не прояснилось и дело с религией. Складывалось впечатление, что допустимо все, кроме епископов. Мередит, будучи в церкви Святого Лаврентия Силверсливза, пользовался пресвитерианским служебником, однако в дальнейшем, ко времени своей знаменитой Последней проповеди, сменил его на сборник протестантских молитв и гимнов, что было полностью одобрено Мартой. В других церквях творилось то же самое. Кромвель был настолько терпим в этих вопросах, что даже заставил парламент издать закон, дозволявший евреям вернуться в Англию. Их не было в королевстве с 1290 года, когда Эдуард I выдворил их из страны. Против активно выступили многие пуритане, ведомые своим героем Уильямом Принном, который ненавидел евреев. Но дело было сделано, и вскоре Джулиус обнаружил близ Олдгейта небольшую еврейскую общину. «Хотят там даже синагогу поставить», – сказал он семье. В религиозном отношении Джулиусу не хватало лишь одного: англиканского молитвенника, который сочли роялистским. Отныне лондонцам предписывалось свершать обряды крещения, бракосочетания и похорон сугубо в присутствии магистрата. Но в паре церквей англиканские священники все равно тайно пользовались молитвенником, и перед свадьбой сына Джулиус доложил с улыбкой: «Я нашел верного служителя, который проведет церемонию у нас дома».

Однако вся эта путаница меркла перед тем фактом, что никто, включая Кромвеля, толком не понимал, как управлять Содружеством.

Испробовали все. Сначала правил парламент, но тот ни с чем не соглашался, поссорился с армией и отказался самораспуститься. Кромвель вышвырнул всех, как поступил и с их последователями по ходу череды конституционных экспериментов. Кромвель уже сделал себя лордом-протектором, а те, кто остался в парламенте, настолько устали от армии, что предложили Кромвелю стать королем и править на прежний лад. «Не за то мы сражались!» – завыла армия святых. «Но он был очень близок к тому, чтобы принять предложение, – отметил Джулиус. – Вот вам и пуританская власть».

И он терпеливо ждал. Пускай приходом правят Марта и Гидеон – он их не провоцировал. Мередит еще много раз прочел свою Последнюю проповедь, а когда перешел наконец в мир иной, то совершил это в духе своего творения. Читая ее перед многосотенной аудиторией у самого Креста в соборе Святого Павла и выбрав на сей раз отрывок из Откровения Иоанна Богослова, он достиг своего крещендо и запрокинул исхудалое лицо к пасмурным небесам в тот самый миг, когда сквозь тучи пробился солнечный луч.

– Я узрел новое небо и новую землю! – вскричал Мередит. – Он возносит меня на высокую гору и показывает сей великий град – священный Иерусалим, сходящий с небес! – Взглянув в последний раз на аудиторию, он воззвал: – Идите же со мной, возлюбленные чада, идите туда! – Затем, возведя очи прямо к солнцу, простер руки. – Он зовет меня. Он, который есть Альфа и Омега. Он призывает меня теперь: «Приди же! Приди!» – И с этими словами он рухнул с кафедры и больше не встал.

Джулиус примирился с Мередитом, несмотря на свои разногласия с ним, и после его кончины крепко сдружился с сыном проповедника Ричардом. Тот был умным юношей, отучился в Оксфорде и, как признался Джулиус, не возражал бы против сана, имей возможность служить на англиканский лад. Взамен он изучал медицину и готовился к карьере врача. Ричард унаследовал от отца пытливость ума и тайный скепсис.

Единственной головной болью Джулиуса была Джейн Уилер. Он слышал, что Доггет умер спустя три года после их отъезда. И он искренне радовался, что она находилась на безопасном расстоянии, в Петти-Франс.

А если порой он и чувствовал перед ней вину, его совесть утешалась сознанием секретной миссии и верностью сыновьям покойного короля. И был не одинок, конечно. Объединившись с десятком других преданных душ, он продолжал слать письма с разнообразными разведывательными данными опальному Стюарту – претенденту на престол, остававшемуся во Франции. И был вне себя от радости, когда Оливер Кромвель скоропостижно скончался в 1658 году.

На крах Содружества ушел всего год. Сын Кромвеля, человек приятный, но лишенный честолюбия, почти сразу отказался от наследования власти. Парламент и армия продолжали ссориться. И, понаблюдав девять месяцев, Джулиус осмелился написать лично: