Нед гавкнул, заворчал, гавкнул еще и попятился. Но монстр заметил его, свернул и двигался теперь прямо к нему.

Еще часом раньше доктор Ричард Мередит был счастливейшим человеком в Лондоне. Честь, которой он удостоился накануне, была велика, особенно с учетом его юного возраста. Он вышел спозаранку окрыленный, но в Гилдхолле ему предъявили документ.

Случись Реставрация на несколько лет раньше, молодой Мередит мог стать священником. Но он не хотел быть пуританским министром,[60]а старик-отец предостерег: «Посмотри, на что мне пришлось пойти, чтобы выжить». Поэтому в Оксфорде он решил стать врачом – еще один способ послужить ближнему. Это было и по уму, так как он от природы отличался пытливостью и склонностью к анализу.

Медицина оставалась занятием грубым – смесью классических знаний и средневековых мифов. Врачи продолжали верить в существование четырех соков: ставили пиявок и отворяли пациентам кровь, полагая, что та нуждается в разжижении. Кроме того, они опирались на традиционные травные средства, иногда действенные, здравый смысл и молитву. Иное чудо считалось обычным исцелением: ни один врач не отваживал многочисленных золотушных от стояния в очереди к королю, прикосновение которого, как уверенно полагалось, могло излечить сей недуг. Естественные науки пребывали в зачаточном состоянии. Образованные люди по-прежнему спорили, обладает ли волшебными свойствами рог единорога. Однако в последние десятилетия стал укрепляться новый дух рационального исследования. Великий Уильям Гарвей показал, что кровь на самом деле циркулирует в организме; он же взялся за изучение развития человеческого плода. Роберт Бойль в ходе тщательных экспериментов сформулировал законы поведения газов. И разумеется, из мест, где мог проживать Мередит, лучше Лондона было не найти, так как здесь разместилось Королевское общество.

Лондонское королевское общество возникло двадцатью годами раньше как неформальный дискуссионный клуб. Мередит был впервые допущен туда в год Реставрации, когда ему разрешили посетить лекцию ведущего молодого астронома по имени Кристофер Рен – такого же, как он, сына священника. В клубе установили ограниченное членство, хотя, как доктор медицины, он мог бывать на любых лекциях, которые читались по средам. Король Карл тоже вступил в клуб и даровал организации королевскую хартию, после чего ее стали называть просто Королевским обществом.

Несколько месяцев назад Ричард Мередит, робея страшно, издал короткую статью, которая удостоилась похвалы Рена и ряда других. Но даже после этого чудесные сегодняшние новости явились для него полной неожиданностью.

– Доктор Мередит, вы избраны полноправным членом общества.

Неудивительно, что чаша его радости переполнилась. По крайней мере, так было час назад.

Доктора Мередита не сильно встревожили несколько случаев заболевания в мае. Лондонское лето веками ознаменовывалось такими спорадическими вспышками. Когда в июне количество больных увеличилось, он снова не встревожился. В приходах, соседствовавших с Чипсайдом, не оказалось ни одного; Уотлинг-стрит оставалась нетронутой. Он напомнил себе, что за последние двадцать лет не было ни одной серьезной вспышки, а о чем-то крупнее не слышали со времен короля Якова I. Поэтому на вопросы людей, не пора ли им начать волноваться, он отвечал успокаивающе: «Держитесь подальше от мест, которые к западу от Друри-лейн и Холборна. Впрочем, город почти не задет». Погода в тот месяц выдалась исключительно теплая. «Сухой жар, – заключило большинство медиков, – усилит в крови стихию огня. Это произведет желтую желчь и усугубит холеричность». Возможно, это и есть причина распространения болезни. К июлю он прознал о росте числа заболевших в Саутуарке и на восточной дороге за воротами Олдгейт. Но этим утром, когда ему показали документ, он испытал немалый шок.

«Билль о смертности» выпускался еженедельно. В двух длинных столбцах были отмечены умершие в городских и пригородных приходах с указанием причин, которых насчитывалось около пятидесяти. В большинстве своем цифры были невелики: «Апоплексия – 1. Водянка – 40. Младенцы – 21». Но клерк указал на второй столбец, в верхней части которого стояло число ужасающее: 1843. А рядом – страшное короткое слово «чума».

Чума, зараза, Черная смерть – все означало одно.

– Покинете Лондон? – осведомился клерк.

– Нет. Я врач.

– С утра я видел много врачей, и все разъезжаются, – улыбнулся клерк. – Они говорят, что обязаны наблюдать за богатыми пациентами, а поскольку те уезжают, им тоже приходится. Но если вы и впрямь готовы остаться, – добавил он одобрительно, – у нас есть кое-какое платье, которое вам лучше надеть.

Нед старался подавить рык, но чудовище шло прямо на него. Куда его тяпнуть? Ног нет. Руки слишком толстые, чтобы впиться. Рыча и гавкая, Нед вконец обезумел, но толку было чуть.

И тут чудовище сделало нечто необычайное. Оно сняло с себя голову. Стянув огромную перчатку, протянуло руку – понюхай! – и позвало его по имени. Это оказался хозяин.

Мередит спекся в кожаных одеждах, которые выдал ему клерк в Гилдхолле. Огромный клюв был набит ароматическими травами, только что купленными в аптечной лавке, ибо многие думали, что зараза распространяется через нечистый воздух.

– Бедняга Нед! – расхохотался он. – Что, напугал я тебя? – И дружески потрепал пса. – Идем домой.

Он только отворил дверь, как подоспел сэр Джулиус:

– Мой дорогой Мередит! – Взглянув на причудливое облачение, сэр Джулиус осознал, насколько симпатичен ему этот юноша. – Что слышно о чуме?

Мередит рассказал ему про «Билль о смертности».

– Как я и боялся, – сказал сэр Джулиус. – Заклинаю вас, Мередит, поедемте с нами. Мы отправляемся в Боктон. Чума редко доходит до сельской глубинки. Оставайтесь с нами, пока она не минует.

– Благодарю вас, – сердечно отозвался тот. – Но долг обязывает меня быть здесь.

Сэр Джулиус со вздохом ушел; он вынудил близких прождать еще полчаса, поскольку вернулся ради последней попытки убедить молодого человека. Но обнаружил, что Мередит успел снова уйти, оставив на страже Неда.

В печальной задумчивости сэр Джулиус вернулся в свой дом, взял пистолеты, как делал всегда в путешествиях по пустынным дорогам до Кента, зарядил их и велел домашним рассаживаться по экипажам. Через несколько мгновений они катили по Уотлинг-стрит к Лондонскому мосту. Там он приказал на минуту остановиться, так как мог оказать своему юному товарищу хотя бы небольшую услугу.

Нед замахал хвостом при виде вернувшегося сэра Джулиуса. Он знал, что это свой. Начал вставать. Ему нравилось приветствовать друзей даже в отсутствие хозяина. Сэр Джулиус был уже совсем рядом. Зачем-то остановился. Поднял руку. Нет, указал на него. Зачем?

Оглушительный хлопок, клуб дыма и страшный удар, отбросивший его на крыльцо, слились для Неда в один слепящий, нереальный миг. В груди возникла сильнейшая боль. Пасть наполнилась чем-то теплым. Больше Нед ничего не узнал.