Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот, с другой стороны, неблагоприятные предвестья. Inveterata melancholia incurabilis, если она застарелая, тогда она неизлечима[2686], такова распространенная аксиома, aut difficultèr curabilis, или, как говорят те, кто добиваются наилучшего исхода, очень трудно излечима. Об этом свидетельствует Гален (lib. 3 de loc. affect. cap. 6): «Пусть этот недуг случится с кем угодно или по какой угодно причине, он всегда продолжителен, изменчив, утомителен и трудно излечим, стоит ему лишь однажды перейти в привычное состояние»[2687]. Сказанное некогда Лукианом по поводу подагры, что она «королева всех болезней и неумолима»[2688], мы можем сказать о меланхолии. И тем не менее Парацельс считал, что любые болезни излечимы, и смеялся над теми, кто думал иначе, как, например, возражавший ему Т. Эраст{1971} (part. 3 [часть 3]), хотя в другом месте он высказал мнение, что наследственные болезни он считает неизлечимыми и никакое искусство не в силах их устранить[2689]. Гильдесгейм (Spicel. 2 de mel. [Жатва, 2 о меланхолии]) считает ее менее опасной, если «повреждено только воображение, а не разум»[2690], а также полагает, что «наиболее легкая форма проистекает от крови, а более тяжелая — от воспаленной желчи, но самая тяжелая из всех бывает вызвана разлагающейся черной желчью»[2691]. Брюэль считает гипохондрическую меланхолию наименее опасной, а две другие ее разновидности (вопреки Галену) особенно трудно излечимыми[2692]. Причем излечить мужчину трудно, но женщину — во много раз труднее[2693]. Во всяком случае, и мужчины, и женщины должны обратить внимание на сказанное Монтаном (consil. 230, pro Abbate Italo [совет 230, в качестве рекомендации аббату Итало]): «Эта болезнь обычно сопровождает их до самой могилы; врачи способны лишь ее облегчить, и болезнь может прекратиться на время, но полностью излечить ее невозможно, и она со временем возвратится в более неистовой и острой форме, нежели в первый раз, и притом при любом незначительном поводе или упущении»[2694]; это подобно поврежденной непогодой статуе Меркурия, некогда целиком покрытой позолотой, которая с открытых ее частей постепенно сошла, но все же в fimbriis aurum, в трещинах еще сохранились ее остатки; так и некоторые следы меланхолии, или, иначе, черной желчи, остаются у самых чистых людей (если они были однажды заражены) и искоренить их отнюдь не так-то просто. Нередко она переходит в эпилепсию, апоплексию, конвульсии и слепоту[2695], стоит ей лишь однажды завладеть желудочками мозга, как утверждают все[2696], ссылаясь на авторитет Гиппократа и Галена, а Фрамбессарий и Саллюстий Сальвиан добавляют, что если она проникает в зрительный нерв, — то и в слепоту{1972}. У Меркуриалиса (consil. 20 [совет 20]) была пациентка, которая вследствие меланхолии стала страдать от эпилепсии и ослепла. Если причиной тому холод или если этот холод продолжителен или даже возрастает, тогда это приводит к эпилепсии, конвульсиям и слепоте или же в противном случае заканчивается состоянием подавленности и отупения, и все поступки таких людей, их речь, жесты выглядят нелепыми[2697]. Если же причиной тому жар, тогда они более яростны и неистовы, а в итоге безумны[2698]. Calescentem melancholiam saepius sequitur mania, если черная желчь нагревается и чем далее, тем больше, тогда обычный исход[2699], per circuitus, out semper insanit[2700], — человек становится безумен, либо время от времени, приступами, либо полностью и постоянно. Ибо, как настаивает, основываясь на Кратоне[2701] Зеннерт{1973}, именно в этой черной желчи и заключен истинный seminarius ignis [источник жара]. Если же это происходит от черной желчи, воспалившейся естественным образом, и притом воспалившейся до крайности, тогда они часто становятся одержимыми (Монтан).
Этот недуг, хотя и редко, приводит к смертельному исходу, за исключением тех случаев, когда (но это уж величайшее, самое горестное несчастье и беда, превосходящая все прочие беды) они сами накладывают на себя руки[2702], что случается довольно часто и весьма обычное среди них явление. Таковы наблюдение Гиппократа[2703], мнение Галена: Etsi mortem timent, tamen plerumque sibi ipsis mortem consciscunt (lib. 3 de locis. affect. cap. 7) [Хотя они страшатся смерти, но все же многие из них совершают самоубийство], — и приговор всех врачей. Таковы изречение раввина Мозеса[2704]{1974} и прогноз Авиценны, Разиса, Аэция, Гордония, Валескуса, Альтомара, Саллюстия Сальвиана, Капиваччи, Меркадо, Геркулеса Саксонского, Пизона, Брюэля, Фуксия, всех без исключения, что
Et saepè usque adeò mortis formidine vitae
Percipit infaelix odium lucisque videndae
Ut sibi consciscat maerenti pectore lethum[2705].
Часто же их до того доводит боязнь перед смертью,
Что, отвращеньем полны и к жизни и к свету дневному,
От безысходной тоски сами себя убивают.
Мучения и безысходность горя донимают несчастного до такой степени, что все в жизни ему не в радость, это и вынуждает его наложить на себя руки, дабы освободиться от нынешних своих нестерпимых мук. «Так что иные, — говорит Фракасторо[2706], — делают это в состоянии неистовства, но по большей части насилие над собой совершают вследствие отчаяния, печали, страха, а также из душевной боли и томления, ибо они обречены на жизнь мучительную и жалкую. Ночь не приносит им ни отдыха, ни сна, а если им удается забыться дремотой, то их преследуют устрашающие