Вы должны мне десять баксов, господин государственный секретарь, подумал Адлер, скрывая торжество за непроницаемой маской на лице.

– Господин посол, – ответил он, – мы тоже можем предъявить вам аналогичные претензии. Более того, вот данные, собранные нами по поводу событий, происшедших на прошлой неделе. – На столе появились папки, которые передвинули на сторону японских дипломатов. – Я должен предупредить вас, что мы ведем расследование, которое может привести к обвинению гражданина Японии Райзо Яматы в мошенничестве с ценными бумагами по компьютерной сети.

По целому ряду причин это был рискованный шаг. Подобное заявление ясно показывало, что американцам известно о попытке махинаций с ценными бумагами на Уолл-стрите, и говорило о доказательствах, еще не полученных. Поэтому, подобное заявление могло только подорвать обвинение Яматы и его союзников, если оно попадет в суд. Однако сейчас это не имело значения. Адлеру нужно было принять меры, чтобы предотвратить войну, – и как можно быстрее. Пусть ребята в Министерстве юстиции позаботятся о юридических тонкостях.

– Разумеется, было бы намного лучше, если бы ваша страна сама разобралась с незаконной деятельностью этого человека, – заявил далее Адлер, предоставляя послу Японии и его правительству обширное пространство для маневров. – Последствия его действий, как это становится очевидным сегодня, поставят вашу страну в гораздо более трудное положение, чем нашу.

А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы вернуться к вопросу о Марианских островах.

Сокрушительный удар, нанесенный Адлером, явно потряс японскую делегацию. Как часто происходит в таких случаях, почти все осталось несказанным, но тем не менее понятным каждому. Мы знаем, что вы сделали. Мы знаем, и как вы сделали это. Мы готовы заняться решением этой задачи. Этот жесткий и прямой шаг был сделан для того, чтобы скрыть подлинную проблему, возникшую перед американцами – их неспособность нанести немедленный военный контрудар, – но одновременно предоставлял Японии возможность снять с себя ответственность за действия некоторых ее граждан. Это, решили прошлым вечером Райан и Адлер, является лучшим и самым простым методом покончить с создавшейся ситуацией. Но для достижения этой цели требовалась еще более привлекательная приманка.

– Соединенные Штаты стремятся всего лишь к восстановлению нормальных отношений. Немедленная эвакуация вооруженных сил с Марианских островов позволит нам более гибко толковать закон о реформе торговли. Мы готовы рассмотреть и этот вопрос. – Пожалуй, не следовало оказывать на японскую делегацию такого давления, подумал Адлер, однако альтернативой было дальнейшее кровопролитие. К концу первого круга переговоров случилось нечто поразительное – ни одна из сторон не повторяла формулировок исходной позиции. Скорее шел, говоря дипломатическим языком, свободный обмен мнениями, причем мало какие из них рассматривались в деталях.

– Крис, – прошептал Адлер, когда они встали из-за стола, – выясни, какова их действительная точка зрения.

– Понял, – ответил Кук. Он взял чашку кофе и вышел на террасу, где, глядя в сторону памятника Линкольну, стоял Нагумо.

– Послушай, Сейджи, это неплохой выход из положения, – произнес Кук.

– Вы слишком уж давите на нас, – заметил Нагумо, не оборачиваясь.

– Если вам нужен шанс уладить проблему без начала военных действий, то это самая благоприятная возможность.

– Может быть, самая благоприятная для вас. А как относительно наших интересов?

– Мы пойдем вам навстречу в вопросе торговли. – Кук не понимал всей создавшейся ситуации. Он не разбирался в финансовых вопросах и еще не отдавал себе отчета в том, что происходит на этом фронте. Восстановление силы доллара и защита американской экономики казались ему изолированным актом, никак не связанным с действиями японских вооруженных сил. Нагумо же знал, что дело обстоит иначе. На удар, нанесенный его страной, можно ответить только еще более мощным ответным ударом. В результате последует не восстановление существовавшего раньше положения, а дальнейшее ухудшение японской экономики – и это в дополнение к ущербу, причиненному уже существующим законом о реформе торговли. К тому же Нагумо знал то, чего не понимал Кук: если американцы не согласятся с требованиями Японии о территориальных уступках, опасность войны станет вполне реальной.

– Нам нужно время, Кристофер.

– Сейджи, у нас нет времени. Вот посмотри: средства массовой информации еще не успели это разнюхать. Но ситуация может измениться в любую минуту. Если все это станет достоянием общественности, разразится грандиозный скандал. – Поскольку Кук в данном случае был прав, у Нагумо появилась козырная карта.

– Да, это вполне может произойти, Крис. Но меня защищает дипломатическая неприкосновенность, а тебя – нет. – Ничего более конкретного от него не требовалось.

– Но послушай, Сейджи…

– Моей стране нужно нечто большее, чем вы предлагаете, – произнес Нагумо ледяным голосом.

– Мы предоставляем вам возможность спасти репутацию.

– Этого недостаточно. – Отступать было поздно. Интересно, знает ли об этом посол? – подумал Нагумо. Судя по тому, как тот смотрит в его сторону, вряд ли, решил он. Внезапно его словно осенило. Ямата со своей кликой поставили его страну в такое положение, что отступать ей некуда, и Нагумо так и не понял, было им это известно перед началом действий или нет. Однако теперь это уже не имело значения. – Нам нужно что-то получить от вас, – продолжил он, – чтобы оправдать свои действия.

Только теперь до Кука дошло то, чего он не понимал раньше. Глядя в глаза Нагумы, он все понял. Они выражали не столько жестокость, сколько решительность. Помощник заместителя государственного секретаря вспомнил о деньгах на секретном номерном счете в банке, подумал о вопросах, которые будут ему заданы, и о том, что он сможет сказать в качестве оправдания.

* * *

Когда цифры на электронных часах перескочили с 11-59-59 на 12.00.00, прозвучало нечто похожее на старый школьный звонок.

– Спасибо тебе, Герберт Д. Уэллс, – выдохнул трейдер, сидевший за столом на деревянном полу зала Нью-йоркской фондовой биржи. Машина времени начала действовать. Впервые в его памяти в этот час дня в зале было все спокойно. Нигде не было ни единого клочка бумаги. Трейдеры сидели по местам и, оглядываясь по сторонам, отмечали признаки нормализации. Телетайп действовал уже полчаса, и на экране были те же данные, что и ровно неделю назад. Казалось, все и происходит неделю назад.

Пять часов назад президент сделал чертовски внушительное заявление. Каждый, кто находился сейчас в зале биржи, слышал его по крайней мере один раз, причем большинство прямо здесь. Затем к ним обратился с ободряющей речью глава Нью-йоркской фондовой биржи. Его слова сообщили всем такую уверенность, какой они никогда прежде не испытывали. Вам, сказал он, предстоит сегодня выполнить задачу огромной важности, ее значение выходит далеко за рамки вашего личного благосостояния. В случае успеха как вы сами, так и ваша страна подниметесь на новую, более высокую ступень процветания, закончил он. Все утро ушло на восстановление операций, проведенных в предыдущую пятницу, и теперь каждый трейдер знал, каким количеством ценных бумаг располагает. Некоторые даже припомнили, какие действия они планировали предпринять, однако в большинстве своем эти действия заключались в том, чтобы покупать, а не продавать.