Березовский до поры прямо не обозначался как интересант алюминиевой отрасли. Он ничего не боялся, но даже для него это была слишком кровавая мясорубка с непонятным исходом. Но всегда был рядом с алюминием. Как премудрая обезьяна, с вершины кремлевского холма наблюдал за событиями, разводил, сводил, опять разводил всех со всеми. Готовил свой час, чтобы на лучших условиях, как говорил, «зайти в тему». Рассчитывал это сделать на плечах Быкова, когда тот санирует алюминиевые активы от избыточного числа бенефициаров.

Березовский в Красноярск прилетел весь желтый от гепатита В.

— Трахается каждый день, без презерватива. И все с новыми, — объяснил Бадри Патаркацишвили.

Как всегда, Березовский хотел отжать из ситуации все, что только можно и нельзя. В пакете «тем», которые он привез Лебедю, было: участие Лебедя в проекте нового политического движения «Единство», замирение с Быковым, санкция на передачу под Быкова АГК, еще он лоббировал для кого-то заход в красноярские телекомы и т. д. и т. п. Это был перебор.

Решительный разговор с Лебедем состоялся в беседке на высоком берегу Енисея в резиденции губернатора, построенной для встречи Ельцина и японского премьера Хасимото «без галстуков». Берег, беседка — все в соснах. Внизу красивая мощная быстрая река. Справа — бывший коттедж Хасимото, тоже в соснах, слева — его министра иностранных дел, где на балконе я пил пиво с пресс-секретарем Лебедя. Сквозь деревья было видно беседку. Лебедь, в синем спортивном костюме с надписью «Россия» на спине, стоял, широко расставив ноги, как монумент, над маленьким сутулым человечком с большими залысинами, который торопливо жестикулировал, тряс головой и все говорил, говорил. Слышно не было: до беседки метров пятьдесят, и река сильно шумела.

И вдруг через этот шум рев Лебедя: «Пошел на…!»

Лебедь не матерился. Он реально был крут, но, несмотря на брутальность настоящего боевого десантного генерала, выражения выбирал, всегда только на «вы», был образован, много читал. В гостиной в его доме в резиденции на столике у кресла я всегда видел книгу, каждый раз новую и каждый раз серьезную.

Если посылал, значит, по-настоящему достали, и горшки Лебедь с тем, кто достал, бил насовсем.

Быков создавал свою индустриально-энергетическую империю по периметру мощнейшего в СССР красноярского промрайона. Получалось даже перспективнее: он внедрил в империю финансовый блок — «Российский кредит» Бидзины, тогда Бориса, Иванишвили, где стал вице-президентом. Но чтобы отстроить неприступную крепость, в короне Быкова не хватало жемчужины: в связке «КрАЗ» — АГК, которую в СССР строили как единую технологическую цепочку, глиноземный комбинат выпал из-под контроля «КрАЗа».

При внешнем толлинге, когда глинозем гнали откуда-нибудь из Гвинеи, а АГК оказался безнадежно нерентабельным, комбинат никому особенно не был нужен. Там только разворовывали последнее. Но у меня получилось наладить сбыт, причем только за живые деньги, получить оборотку, полностью восстановить производство. Люди стали получать хорошую зарплату: вовремя и деньгами. Когда опять, как при Союзе, задымили все трубы АГК, город праздновал. Ачинск ожил. Вдруг АГК всем стал просто необходим в самой крайней степени. К тому же в алюминиевой войне началась фаза внутреннего толлинга, и АГК, самый крупный производитель глинозема в России, стал диктовать расклад сил в этой войне.

К тому времени самым большим акционером комбината стала «Альфа», примерно 20 % ей продал Николай Ашлапов, бывший гендиректор АГК, плюс около 10 % она скупила акций у сотрудников комбината.

Борьба за АГК — генеральное сражение алюминиевой войны, оно определило ее дальнейшую партитуру. Пейзаж перед битвой: большая коалиция «Альфа-Групп» — Дерипаска — РАО «ЕЭС» — СУАЛ (Вексельберг, Блаватник) против Быкова и Льва Черного, которых поддержали Анисимов и Дружинин, который пытался дрейфовать между противниками.

Лебедь симпатий к коалиции не имел. Но забить Быкова было его idee fxe, он пошел на него с азартом охотника на матерого зверя и по принципу «враг моего врага — мой партнер» перенаправил административный ресурс, который раньше обслуживал Быкова, на борьбу с ним и помощь коалиции.

Березовский в тот момент еще ставил на Быкова с Черным. Но, конечно, в своей манере подумывал о сепаратных переговорах с их оппонентами.

«КрАЗ» был крупным дебитором и кредитором АГК одновременно — это еще TWG сильно постаралась. И пошел в арбитраж с иском о смене внешнего управляющего. Красноярский арбитраж был схвачен, даже зять его председателя Машкиной работал в системе Быкова, об этом знали все. «КрАЗ» суд выиграл, и внешним управляющим вместо меня назначили Насырова. Другие кредиторы опротестовали решение, но проиграли следующую инстанцию в Красноярске. Но потом удалось добиться изменения подсудности на Урал, аргументируя перенос конфликтом интересов Машкиной. Уральские суды отменили назначение Насырова. Но когда решение принесли на АГК, Насыров отказался его исполнять.

Лебедь послал в Ачинск секретаря Совета безопасности края генерала Лычковского, крупного мужчину с отлично поставленным командным голосом, которым он потребовал от Насырова сдать печать комбината, ключи от сейфа с уставными документами и освободить помещение. Насыров в кольце кразовских боевиков ухмыльнулся генералу в лицо. Лычковского подняли на руки и вынесли.

Березовский уже зарядил федеральные телеканалы, и они на всю страну показали, как рабочие комбината тащат сквозь разбитые стеклянные двери заводоуправления тучного чиновника, посмевшего ставить ультиматум трудовому коллективу, и выбрасывают за порог.

В Ачинск прибыли Лебедь и ОМОН. Губернатор сразу поехал к заводоуправлению. Вход туда запирал с одной стороны тридцатитонный БелАЗ, который придавил дверь в человеческий рост колесом, а за ним — наэлектризованная толпа рабочих, куда согнали еще женщин и детей. В толпе стоял почему-то грузовик, а по краям ее контролировали молодые люди в черных кожаных куртках. Плакат «Прочь Фетисова, ставленника московских олигархов!». Типа митинг протеста.

Лебедь без охраны строевым шагом разрезал толпу. Вскочил в кузов грузовика и сказал короткий пламенный спич. Своей непобедимой харизмой моментально переломил настроение людей. Спрыгнул с грузовика и спокойно прошел в заводоуправление, кожаные куртки не решились мешать.

Часов двенадцать сидели в кабинете Насырова, который, потея, то собирался отдать ключи и печать, то выбегал в соседний кабинет, где отсиживались люди Быкова, возвращался и уже говорил, что не отдаст.

Лебедь уехал в Красноярск, дав понять руководителям краевого УВД, которые тоже были в Ачинске, чего от них ждут. Но ОМОН сначала на штурм не полез. Мэр Ачкасов, быковская креатура, и начальство УВД говорили, что ни в коем случае нельзя, иначе забастовка и народ на баррикадах.

Мой штаб был недалеко, в офисе Ашлапова. В патовой ситуации было важно сагитировать на свою сторону начальников цехов и других подразделений, которые влияли на настроение людей. Я с этими ребятами полтора года был в одном окопе, жизнью рисковали вместе, день и ночь вкалывали, вытащили комбинат. Со многими в общем-то сроднились, поэтому мы быстро договорились и доказали краевым и городским властям, что баррикад не будет. ОМОН взял заводоуправление, Насыров и кожаные куртки отступили в инженерный корпус, так сказать, последний оплот сопротивления. Тюменев, эмиссар Быкова, порвал рубаху, ударился головой о стол и написал заявление, что его избили до крови и полусмерти. Но никого не убедило.