яблочного эля, который стал весьма популярен среди молодых и предприимчивых членов общества в последнее время.

Джон Кент сложил пальцы левой руки так, чтобы было можно одновременно держать нож и вилку под определенными углами, а потом принялся резать и есть. Это были выверенные и, казалось бы, ничем не примечательные жесты, но и Кэтрин, и Минкс подумали, что прошло много времени и много обедов, прежде чем Кент научился так умело управляться со столовыми приборами. Они молча наблюдали, как он ел, используя только одну руку, хотя со стороны было очевидно, что большая часть его внимания все ещё была сосредоточена на двери.

Далее он как-то умудрился взять салфетку и промокнуть ею рот, при этом не выпустив из руки нож и вилку. После одного из таких фокусов он снова заговорил:

— Агентство «Герральд». Я понятия не имел, что вы работаете и здесь, в колониях. Насколько я помню, вы с Ричардом всегда брались решать проблемы лишь тех, кто платит. И у меня нет сомнений, что сейчас вы действуете по поручению владелицы этого заведения. Я прекрасно сознаю, что я собой представляю и какое беспокойство вызывает моё присутствие у всех этих счастливых, глупых людей. Мне искренне жаль, но я ничего не могу с этим поделать. — Он наколол на вилку кусочек цыпленка, но так и не донес его до рта. — Я говорю «глупых», потому что они не знают, кто ходит среди них. А я здесь жду, когда он явит себя. И я верю, что, в конце концов, он это сделает. — Мистер Кент выдал кривоватую и довольно-таки жуткую улыбку. — Он слишком азартен, чтобы сопротивляться соблазну. — Кусок курицы отправился ему в рот под аккомпанемент довольно громкого лязга зубов.

— Мисс Каттер и я, — сказала Кэтрин, — были бы рады услышать начало этой истории.

— Неужели? — Улыбка мужчины стала ещё более зловещей. — А хватит ли у вас на это духу? — Он поднял руку в перчатке. — Я потерял часть себя, мадам. На этой руке у меня осталась лишь пара пальцев. Для того чтобы перчатка имела правильную форму, она заполнена имитацией пальцев, вырезанных из дерева. Это человек, которого я жду, поработал надо мной своими кусачками. Мне очень повезло, что он не смог закончить работу, как он сделал это с тринадцатью другими жертвами в период с 1695 по 1696 годы. Вы должны знать, о ком я говорю, об этом на протяжении двух лет писали и в «Глоуб», и в «Булавке Лорда Паффери».

Глаза Кэтрин потемнели. Она кивнула.

— Да, я это помню.

— Просветите же и меня, — настаивала Минкс. — Семь лет назад у меня были более важные дела, чем следить за новостями.

— Мы, констебли, прозвали его «Щелкунчиком», — сказал Джон Кент, чьи глаза подернулись дымкой воспоминаний. — «Булавка» же дала ему прозвище «Билли Резак». Это имя стало популярным. Он убил шестерых женщин, четверых мужчин и троих детей, младшему из которых было восемь лет… — дверь открылась, и Кент снова застыл, как охотничья собака, готовая к прыжку. Вошел старший кузнец Марко Росс, переодетый в чистое после дня, проведенного в кузнице, и прибывший на вечернюю трапезу. Заметив, что на него смотрят две женщины и бледнолицый мужчина, он кивнул им в знак приветствия и занял столик в другом конце зала, подальше от них. Джон Кент задержал на нем взгляд на несколько секунд дольше обычного, но выражение его лица все же смягчилось, и стало понятно, к какому выводу он пришёл: Росс ему не интересен. — Восемь лет, — повторил он, словно его никто не прерывал. — Я уверен, вы помните его методы. — Он взглянул на Кэтрин.

— Помню. — Для Минкс она пояснила: — Он отрезал пальцы у своих жертв после того, как перерезал им глотки. Жертвами были в основном люди с улиц: пьяницы, цыгане, нищие, проститутки и бездомные мальчишки. — Она мельком взглянула на затянутую в перчатку руку Кента. — И, кажется, констебль?

— Так и есть. Я никогда не видел его лица. На нем был серый капюшон с прорезями для глаз. Но, видите ли, я стал неким исключением. Он захотел помучить меня перед смертью. — Мистер Кент проглотил ещё несколько кусочков, прежде чем снова заговорить: — Я часто думал, видела ли моя жена его лицо до того, как он перерезал ей горло. И что он сделал с её пальцами. Я буквально вижу, как он бежит по переулкам со своей маленькой окровавленной сумкой. — Он посмотрел на Кэтрин и Минкс со спокойным выражением сдержанного всеобъемлющего ужаса, который он никогда не забудет. В этот момент его лицо действительно походило на вход в потрескавшийся гранитный склеп. — Лондон — город переулков, — сокрушенно выдал он. — И его жители настолько привыкли к насилию, что вид восьмилетнего мальчика с отрубленными пальцами и почти отделенной от тела головой вызывает у них лишь вздох понимания того, что зло пришло. И вид моей Лоры, лежащей на грязных камнях… вызывал примерно то же. — Агония его вымученной улыбки была остра, как кинжал Минкс. — Хм, — вздохнул он, глянув чуть вправо, когда Эммалина подошла с подносом, — вот и ваши напитки, леди.

Когда Эммалина снова удалилась, Минкс спросила:

— Что вы имели в виду, когда сказали, что у вас есть приглашение?

— Только это. Письмо, что мне пришло, было датировано августом. Мне прислали его из этого города. И подписано оно просто «Р».

— Письмо от Резака? Зачем?

— В нем он сообщает мне, — кивнул Джон Кент, объясняя, — что время от времени посещает эту таверну и, что если я захочу продолжить нашу игру, то найду его здесь какой-нибудь ночью, и мы сможем закончить наше дело. Поэтому я здесь, и поэтому я жду его за этим столом, где я могу видеть всех, кто входит.

— Но на нем был капюшон, — изумилась Кэтрин. — Как вы его узнаете?

— Как я уже говорил, у меня хорошая память. Да и на наблюдательность мне грех жаловаться. Я узнаю его по осанке… по походке…