— Но каков же пункт нашего назначения? Корум отхлебнул вина из кубка.

— Говорят, что это Танелорн, но сам Капитан молчит. Возможно, это имя лишь символ надежды.

— В таком случае, Брут Лашмарский обманул меня.

— Боюсь, он скорее обманывает сам себя, — промолвил Корум. — Но может статься, мы и впрямь плывем в Танелорн. Мне кажется, я уже бывал там однажды.

— А обрели ли вы там покой?

— Да, мне кажется, но ненадолго.

— Ваша память порой подводит вас?

— Не более, чем всех прочих пассажиров Темного Корабля, — отозвался Корум.

— А слышали ли вы о Совмещении миллиона плоскостей мироздания?

— О да. Эти слова мне смутно знакомы. Речь идет о времени больших перемен, не так ли, на всех планах существования? Тот миг, когда миры встречаются и пересекаются в определенных точках истории. Это период, в который нормальные представления о времени и пространстве теряют всякое значение и становятся возможными коренные измерения в самой структуре реальности, когда умирают прежние боги…

— И рождаются новые?

— Возможно. Если они необходимы.

— Не могли бы вы объяснить поподробнее, мессир?

— Если бы мне удалось освежить свои воспоминания, я рассказал бы вам все, что знаю. Однако моя голова полна каких-то полузабытых сведений, которые не желают выходить на свет. Знания там, внутри, но там также и боль, и они так тесно связаны между собой, что взаимно поглотили друг друга. Кажется, какое-то время я был безумен.

— И я тоже, — признался Хоукмун. — Но у меня остались воспоминания об ином времени, когда я еще сохранял здравый рассудок. Сейчас же я не чувствую себя ни безумцем, ни нормальным человеком. Странное ощущение.

— И мне оно также знакомо, мессир. — Корум повернулся и рукой обвел прочих обитателей каюты. — Позвольте мне представить вам наших спутников.

— Эмшон д'Аризо, — сказал он, указывая на неуклюжего мужчину невысокого роста. Жесткие черты его лица рассекала полоска густых темных усов. Подняв глаза, мужчина поприветствовал Хоукмуна коротким кивком, неразборчиво пробормотав при этом что-то себе под нос. В руке Эмшон держал узкую трубочку, которую часто подносил к губам. В ней тлела какая-то трава, и воин-карлик то и дело вдыхал ее ароматный дымок.

— Добро пожаловать в наши ряды, — промолвил он. — Надеюсь, вы меньше моего будете страдать от морской болезни, потому что эта проклятая посудина то и дело начинает брыкаться, словно девственница, которая пытается сохранить невинность.

— Эмшон у нас парень хмурый, — пояснил Корум с улыбкой. — И всегда изъясняется грубовато. Тем не менее обычно он довольно любезен. А это Киит Приносящий Несчастье. Он убежден, что приносит неудачу всем, кто находится с ним рядом…

Киит отвел взгляд в сторону и что-то пробормотал извиняющимся тоном, но так, что никто не разобрал его слов. Из-под медвежьей шкуры, заменявшей ему плащ, показалась огромная пятерня, которой он принялся чесать голову. Из всего его бормотания Хоукмун уловил лишь нечто вроде: «Правда, да, истинная правда». Это был здоровенный вояка, тяжелый и неповоротливый, в одеждах из кожи и шерсти, с кожаной шапочкой на затылке.

— А это Джон ап-Райс.

У этого было длинным все: волосы, падавшие до лопаток, обвисшие усы, подчеркивающие меланхолическое выражение лица. С ног до головы он был одет во все черное. На нем не было никаких украшений, кроме сверкающего герба, вышитого на рубахе на уровне сердца. На голове его была надета темная широкополая шляпа, а на губах играла саркастическая усмешка.

— Приветствую вас, герцог Дориан. Мы слыхали о ваших подвигах. Сражались с Империей Мрака, да?

— Да, и борьба увенчалась нашей победой.

— Неужто я пробыл здесь так долго? — встревожился Джон ап-Райс.

— Бессмысленно пытаться сравнивать течение времени здесь и в обычном мире, — заметил ему Корум. — Просто примите как должное, что Империя Мрака могла быть разгромлена в недавнем прошлом Хоукмуна, но по-прежнему оставаться великой и могущественной в вашем собственном.

— А меня зовут Никхе Перебежчик, — произнес рыжеволосый бородатый мужчина, сидевший рядом с Джоном ап-Райсом. В отличие от своего соседа одет он был с поразительной пышностью и навесил на себя неимоверное множество всяческих талисманов, самоцветов, жемчужин, разноцветных ремешков, украсил одежду вышивкой, медальонами из золота, серебра и латуни. Широкий пояс, к которому крепился меч, был инкрустирован драгоценными камнями и маленькими бронзовыми бляшками в виде соколов, звезд и стрел. — Прозвище мне это дали после того, как однажды в самый разгар битвы я провел целый день в лагере врага. У меня были свои причины для этого, однако в моем мире меня все равно многие сочли предателем, поэтому я предпочитаю предупредить вас заранее, чтобы потом не было никаких вопросов. Впрочем, в отличие от большинства присутствующих я моряк, а не сухопутный вояка. Мой корабль был потоплен в битве против короля Фесфатона. Я уже тонул и прощался с жизнью, когда это судно спасло меня, и сперва я думал, что присоединюсь к экипажу, но оказался лишь пассажиром.

— Но где же тогда экипаж? — спросил Хоукмун, который до сих пор не видел на корабле никого, кроме этих воинов.

Никхе Перебежчик рассмеялся в рыжую бороду.

— Прошу прощения, но на борту нашего судна нет ни одного моряка, если не считать Капитана.

— Этот корабль плывет сам по себе, — невозмутимо подтвердил Корум, — и порой мы даже спрашиваем себя, управляет ли им Капитан, или наоборот.

— Этот корабль колдовской, и мне не по душе находиться здесь, — заметил один из воинов, который до сих пор лишь молча слушал и не вступал в разговор. Это был грузный мужчина, стальной нагрудник его доспехов украшала тонкая чеканка, изображающяя обнаженных дев в различных позах. Красная шелковая рубаха была перехвачена на горле черным шейным платком. В мочках крупных ушей болтались золотые кольца. Черные вьющиеся волосы локонами ниспадали на плечи. Изящно подстриженная черная остроконечная бородка и усы под толстыми красными щеками, закрученные вверх, так что едва не касались кончиками темных неулыбчивых глаз, завершали портрет.

— Мое имя барон Готтерин де Нимпласет им-Хорк, и я точно знаю, куда направляется этот корабль.

— И куда же, мессир?

— В преисподнюю. Ибо я мертв, как и все вы. Даже если некоторые из вас слишком трусливы, чтобы это признать. Я грешил на земле сознательно и с упоением и потому нисколько не обманываюсь относительно своей судьбы.

— С воображением у вас скверно, барон Готтерин, — сухо возразил Корум, — ибо у вас весьма примитивный взгляд на вещи.

Барон пожал мощными плечами и вновь уткнулся в свой бокал.

Из тени на свет вышел пожилой воин. Несмотря на худобу, он производил впечатление очень сильного человека. Одежда из желтоватой кожи в каких-то пятнах подчеркивала бледность его лица, на голове была надета треснувшая каска из железа и дерева, обитая бронзовыми гвоздями. Белки его печальных глаз были красны от лопнувших сосудов, рот кривился в хмурой усмешке. Сдвинув шлем на лоб, он почесал затылок и промолвил: