– Здорово! – восхитился Барни.

– Рынок приносит немалый доход, – с гордостью поведал Альфо.

Сильви, отменно разбиравшаяся в потребностях владельцев лавок, немало помогла Альфо советами, но юноша не упомянул ни словом о посторонней помощи. Впрочем, это вполне в духе молодых людей – а в духе добрых тетушек не журить шалопаев.

Надо отдать Альфо должное, он наделен торговым чутьем. Верно, подумала Сильви, унаследовал от своей предприимчивой матери, которая, как уверяли, делала лучший ром на всей Испаньоле.

– Сколько народу! – продолжал восторгаться Барни.

– Думаю расширяться за счет бывшей трапезной. – Тут Альфо спохватился и торопливо прибавил: – Если шкипер, конечно, не против.

– Звучит неплохо. – Барни пожал плечами. – Давай попозже вместе глянем на цифры. Времени у нас предостаточно.

Они пересекли площадь и наконец-то вошли в дом. Все семейство уселось за обеденный стол, и разговор, что было неизбежно, зашел о грядущем испанском вторжении.

– Мы столько всего сделали! – произнес Нед с горечью, от которой Сильви едва не стало больно физически. – Нам всего лишь хотелось жить в стране, где каждый вправе обрести мир с Богом, а не твердить молитвы как попугай. Но другие против этого.

– Шкипер, а в Испании есть рабство? – спросил Альфо у Барни.

Откуда этот интерес? Сильви припомнилось, как Альфо впервые стал расспрашивать о рабстве. Ему тогда было тринадцать или четырнадцать. Покойная мать, оказывается, успела рассказать ему, что его бабка была рабыней и что у многих рабов темная кожа. Для мальчика стало огромным облегчением открытие, что в Англии насильно в рабство не обращают. С тех пор он не возвращался к этому вопросу, но теперь Сильви сообразила, что на самом деле Альфо не переставал думать о рабстве. Англия для него означала свободу, а известие об испанском вторжении пробудило былые страхи.

– Да, – ответил Барни, – в Испании рабство есть. В Севилье, где я раньше жил, рабы были у каждой богатой семьи.

– И все они темнокожие?

Барни вздохнул.

– Да. Европейцы, которых взяли в плен на войне, служат гребцами на галерах, а так рабы в основном африканцы или турки.

– Если испанцы и вправду вторгнутся, они изменят наши законы?

– Можешь не сомневаться. Обратят всех в католичество. За тем и идут.

– И разрешат рабство?

– Вполне возможно.

Альфо угрюмо кивнул. Неужели признак рабства будет преследовать сына Барни всю его жизнь? Сильви сочла нужным вмешаться:

– А мы можем как-то предотвратить вторжение?

– Можем, конечно, – ответил Барни. – Хватит сидеть и ждать, нужно ударить первыми.

– Мы предлагали королеве нанести упреждающий удар, – сказал Нед.

– Ну да, остановить их, покуда они только готовятся.

– Напасть, прежде чем они распустят паруса, – поправил Нед. – Причинить такой ущерб, чтобы король Фелипе крепко задумался.

– И что королева? Согласилась?

– Она решила направить в море шесть кораблей – четыре боевых и два пинаса. – Пинасами именовались небольшие и резвые суда, пригодные для разведки и доставки почты, но почти бесполезные в морском сражении.

– Четыре боевых корабля против богатейшей и самой могущественной страны на свете? – Барни явно опешил. – Это же смешно!

– Мы не можем рисковать флотом. Иначе Англия останется беззащитной. Зато кликнули клич среди купцов, пусть их вооруженные суда присоединяются. Если повезет, добычи хватит на всех.

– Я поплыву! – тут же вызвался Барни.

– Ой! – коротко высказалась Хельга, до сих пор почти не раскрывавшая рта. – Так скоро?

Сильви ей сочувствовала, но эта женщина вышла замуж за моряка, а они устроены особым образом.

– Возьму оба корабля, – продолжал Барни, подразумевая «Элис» и «Беллу». – Кто будет командовать?

– Сэр Фрэнсис Дрейк, – ответил Нед.

Альфо взмахнул кулаком.

– Отличный выбор! – Для молодых англичан Дрейк был героем – он совершил кругосветное плавание, вторым в истории рода человеческого после Магеллана. Разумеется, для юных умов столь дерзкое предприятие выглядит привлекательно, подумалось Сильви. – Вы не проиграете, если вас поведет в бой Дрейк!

– Может быть, – сказала Сильви. – Но я стану молить небеса, чтобы Господь не отвернулся от вас.

– Аминь, – заключила Хельга.

2

Никто не обязан любить море, а Барни любил его всем сердцем, обожал ощущение воды под ногами, гул ветра, наполняющего паруса, и солнечные блики среди волн.

В этой его любви было, пожалуй, что-то нездоровое. Всем известно, что море опасно. Хотя английский флот покуда не встретил неприятеля, один корабль, «Моренго», уже затонул во время жуткого шторма в Бискайском заливе. Да и в спокойную погоду нависала угроза нападения со стороны кораблей враждебных стран – или со стороны пиратов, способных до последнего мгновения притворяться друзьями. Мало кто из моряков доживал до старости.

Сын Барни просился в поход. Альфо хотел оказаться в первых рядах защитников своей страны. Он любил Англию, а Кингсбридж – в особенности. Но Барни наотрез ему отказал. Истинным призванием Альфо была коммерция, и этим он отличался от своего отца, который всегда ненавидел учетные книги. Кроме того, одно дело рисковать собственной жизнью и совсем другое – подставлять под вражеские пули голову сына.

Предательские воды Атлантики делались спокойнее по мере того, как флот приближался к теплому Средиземноморью. По прикидкам Барни, сейчас всего десять миль отделяло корабли от Кадиса, города близ Гибралтара, на юго-западной оконечности Испании. Тут выстрелила сигнальная пушка, а на мачте флагмана «Элизабет Бонавентура» подняли сигнал, созывавший капитанов всех кораблей на военный совет с вице-адмиралом сэром Фрэнсисом Дрейком.

Было четыре часа пополудни. В эту среду, 29 апреля 1587 года, дул устойчивый юго-западный ветер, увлекавший двадцать шесть английских кораблей вперед на скорости в добрые пять узлов. Барни с неохотой приказал зарифить паруса, и «Элис» замедлила ход, а потом и вовсе закачалась на волнах, вверх и вниз; от такой качки у сухопутных крыс и начинается морская болезнь.

Лишь шесть кораблей из всего флота были боевыми и принадлежали короне. Прочие двадцать, включая два судна Барни, представляли собой вооруженные торговые суда. Король Фелипе наверняка объявит этот «английский сброд» пиратами – и в чем-то, сказал себе Барни, будет прав. Но Елизавета, в отличие от Фелипе, не располагала бездонными запасами серебра в Новом Свете и не могла не считаться с расходами, посему для нее это был единственный способ снарядить сколько-нибудь дееспособный флот.

Барни распорядился спустить на воду лодку и доставить шкипера на «Элизабет Бонавентура». Насколько он видел, другие капитаны занимались тем же самым. Несколько минут спустя лодка стукнулась о борт флагмана, и Барни вскарабкался на палубу по веревочной лесенке.