Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Похоже на то", - сказал я и крепко сжал ее плечо. Перейдя на джаддианский, чтобы меня не поняли, по крайней мере, Дааксам и легионеры, я сказал: "Слушай меня: мы выберемся из этого, ты и я".
Она подняла на меня блестящие глаза и потянулась, чтобы стянуть с волос койф. Она намотала волосы на макушку по джаддианской моде.
"Dora tutti lantahi?" - спросила она, бросив взгляд на ксенобитов, которые толпились позади нас.
Чем все это закончится?
Светом, подумал я и вспомнил то убийственное сияние, которое видел, заполнившее всю вселенную, сжигающее корабли, луну и планеты, превращая их в нечто меньшее, чем пепел. Светом и огнем. Светом и огнем… и уничтожением сьельсинов.
Все это пронеслось по хребтам и задворкам моего сознания, но я сказал только: "Хотел бы я знать".
"А ты не знаешь?" - спросила она. "Разве ты не можешь видеть будущее?"
Трамвай начал движение, плавно и бесшумно скользя над водой во мрак. Я видел будущее. Я был там и ходил по улицам того мертвого и одинокого города в конце времен. И все же это не было чем-то определенным, не было чем-то застывшим в камне. Даже во времена Рагамы ничто не было определенным.
"Будущего нет", - сказал я, расстроив девушку. "Ни у кого нет будущего. Мы не пленники судьбы, Anaryan. Я не могу сказать, чем это закончится. Но это закончится. Моя история закончится, а когда она закончится, начнется другая". Я коснулся ее лица, провел рукой в перчатке по щеке. "Твоя история. Ты проживешь свою жизнь в мире, в галактике, ставшей безопасной - хотя бы на время - от сьельсинов, от Наблюдателей, от людей вроде этого". Я оглядел кабину, косяк черно-серебристых рыб, плывущих по воздуху рядом с нами. "Это я тебе обещаю".
"Ti-saem-gi wo!" - крикнул один из сьельсинов. Впереди огни!
Наше путешествие было недолгим. Я отвернулся от лица Кассандры, чтобы вглядеться в темноту. Нечеловеческие глаза скахари лучше видели в черноте, они заметили огни раньше, чем я.
Но они были там, по обе стороны от подвесных перил, сверкая на противоположных башнях из белого камня. Мы прошли между ними, и я наконец увидел ее, мерцающую, как мираж, в свете этих бледных ламп: великую пирамиду, свисающую с потолка пещеры, ворота которой были открыты, как огромная пасть.
Когда мы остановились в холле, там плясали отблески света, отражавшиеся от неподвижных лужиц. Сверху свисали черные, не запомнившиеся мне полотнища, расшитые угловатыми, волнистыми драконами, которые так часто украшали одеяния Вечного, и одиноким плачущим глазом, который был эмблемой Воргоссоса.
На вершине небольшой лестницы стояла фигура, ее тонкий силуэт выделялся на фоне монолитной квадратной арки двери. Это снова было существо, Юме. Во всяком случае, одно из них. Его тело было сплошь из черного металла с золотой филигранной отделкой, кое-где за прозрачным стеклом виднелись механизмы из орихалка (таинственный металл или сплав, о котором упоминают древнейшие греческие авторы-прим.пер), изящные шестеренки и пружины, которые щелкали и поворачивались, оживляя форму даймона. Его лицо представляло собой маскарадную маску снежно-белого цвета, с вырезанным только левым глазом, обрамленным тонким золотым узором.
"Лорд Марло, - произнесло оно, - вас ждут".
Я сделал первый шаг навстречу нечеловеческому существу.
Когда Кассандра и остальные двинулись следом, голем сказал: "Остальные останутся здесь. Моя госпожа примет тебя одного".
Я заколебался, оглядевшись на своих изможденных спутников. Кассандра покачала головой.
Каплевидные дроны закружили над нашими головами, направив линзы вниз, их угроза была очевидна.
"Если ты причинишь им вред..."
Юме заговорил надо мной. "Моя госпожа велела мне передать, что ты не в том положении, чтобы выдвигать требования".
"Она сама может мне все сказать", - сказал я, с рычанием глядя на машину. "Я знаю, что ты меня слышишь, Сагара!"
Совершенно невозмутимый, Юме продолжил: "Ты сдашь свое оружие".
Я повернулся и уставился на существо. "Почему?"
"Таков протокол".
"Протокол..." Я положил руку на рукоять своего меча, колеблясь. Постепенно я отстегнул его от пояса и положил рукоять из слоновой кости на ладонь, чтобы машина взяла ее. "Твой хозяин боится".
Машина ничего не сказала, но протянула покрытые эмалью руки, чтобы взять украшенную резьбой рукоять. В груди голема открылось отделение, и он сунул оружие внутрь.
"На хранение", - сказало существо. "Оно будет возвращено".
Я ничего не сказал, но повернулся и поднялся по ступеням.
Страх - это яд.
Я почувствовал, как этот яд разливается по моим венам, такой же холодный, как и обжигающий дисфолид.
Я последовал за големом с платформы в холле в вестибюль, прошел по колонному залу и спустился по наклонной лестнице к трону. Все это время пара дронов Сагары плыла за мной, кружа, как захваченные астероиды.
Огромные двери из кованого железа распахнулись, и рельефные изображения людей и машин, казалось, затанцевали в непостоянном свете. Так я, наконец, подошел к трону Вечного и обнаружил, что он остался неизменным.
Он был точно таким же, каким я видел его в последний раз. Точно таким же, каким он был в имитариуме на Латарре. Мрачный и унылый, его невидимую крышу поддерживали квадратные колонны из бледного камня, пол был усеян проводами и кабелями, которые, словно нервные пучки, тянулись к креслу впереди. Мне пришлось пробираться сквозь этот клубок, чтобы добраться до возвышения, где, прислонившись к левому подлокотнику, восседала стройная фигура.
"Странно, не правда ли?" - спросил голос машины, доносившийся из двух дронов, окружавших меня. "Пятнадцать тысяч лет прошли почти без происшествий, но за последнюю тысячу мой дом дважды подвергался разрушениям".
Фигура в кресле не пошевелилась. Я не был уверен, что она смогла бы.
Если Кален Гарендот был сияющей фигурой, образом солнечного мужского начала во всем его сияющем великолепии, то фигура на троне была безжизненной, холодной, как темная сторона луны. Тело под тяжелыми одеждами из самита и золотой парчи казалось нематериальным: оно состояло из кожи, жил и костей. Ее лицо напоминало лицо скелета, черные глаза глубоко запали, и более того: они были слепы.
Я не мог предположить ни возраста носительницы, ни того, почему Кхарн Сагара до сих пор не покинул ее. Она могла
