Принимали его повсюду с большим энтузиазмом. В аэропортах собирались тысячи встречающих. Толпы народу выстраивались вдоль улиц, по которым следовал его кортеж. Бобби всегда стоял на заднем сиденье автомобиля с открытым верхом. Джордж и другие, сидящие на полу, держали его за ноги, чтобы люди не вытащили его из машины. Дети бежали с ней рядом и кричали: «Бобби!» Если машина останавливалась, люди бросались к нему. Они отрывали его запонки на рукавах, пуговицы на пиджаке, отстегивали зажим для галстука.

В самолете Бобби начинал доставать из карманов разные записки. Они сыпались оттуда, как конфетти. Джордж поднимал их с ковра. Аккуратно написанные и сложенные, их десятками засовывали Бобби в карманы. Его приглашали в колледжи на выпускные церемонии, просили навестить больных детей в городских больницах, ему сообщали, что за него молятся в пригородных домах и зажигают свечи в сельских церквах.

Бобби снимал пиджак и по привычке оставался в рубашке с засученными рукавами. Вот тогда-то Джордж обратил внимание на его руки. От запястья до локтя на них росли волосы, но не это поразило Джорджа. Руки все опухли, и на них были кроваво-красные царапины. Как понял Джордж, их оставляли люди, когда прикасались к нему. Они не хотели причинять ему боль, просто они так обожали его, что вцеплялись в него.

Люди нашли героя, которого хотели, но и Бобби нашел себя. Вот почему Джордж и другие помощники называли происходящее «Последнее турне свободных». Бобби нашел свой собственный стиль. В нем по-новому проявилась харизма, которой обладали Кеннеди. Его брат был обаятельным, но сдержанным, хладнокровным и замкнутым — что годилось для 1963 года. Бобби был более открытым. В лучшем случае он давал людям почувствовать, что он распахивает душу, признаваясь, что он человек с недостатками, который хочет делать правильные вещи, но не всегда уверен, какие именно. Девиз 1968 года был: «Пусть все всё видят». Бобби с удовольствием следовал ему, и люди любили его за это.

Половину тех, кто летел в самолете обратно в Нью-Йорк, составляли журналисты. В течение десяти дней они фотографировали и снимали на кинопленку восторженные толпы и писали репортажи, как возродившийся Бобби Кеннеди завоевывает сердца избирателей. Закулисным политическим деятелям демократической партии мог не нравиться юношеский либерализм Бобби, но они не осмелились бы игнорировать феномен его популярности. Как они могли скрыто навязывать Линдона Джонсона в качестве кандидата на пост президента на второй срок, если американский народ требовал Бобби? И если бы они выставили альтернативного кандидата, являющегося сторонником войны — вице-президента Губерта Хамфри, например, или сенатора Маски, — он забрал бы голоса избирателей у Джонсона, не причинив вреда Бобби. Джордж не представлял, как можно было не выставить кандидатуру Бобби.

И Бобби победит республиканца. И им почти наверняка будет хитрый Дик Никсон, который уже однажды потерпел поражение в борьбе с одним из Кеннеди.

На дороге в Белый дом, казалось, препятствий нет.

Когда самолет подлетал к аэропорту Джона Кеннеди в Нью-Йорке, Джордж строил догадки, что противники Бобби попытаются сделать, дабы остановить его. Президент Джонсон должен был выступать по телевидению в тот вечер, когда самолет еще находился в воздухе. Джорджу не терпелось поскорее узнать, что сказал Джонсон. Ему не приходило в голову ничего, в чем бы была разница.

Один из журналистов сказал Бобби:

— Должно быть, что-то есть в том, что самолет приземляется в аэропорту, носящем имя вашего брата.

Это был недобрый, навязчивый вопрос журналиста, который рассчитывал спровоцировать невоздержанный ответ, могущий лечь в основу репортажа. Но Бобби, привыкший к этому, только ответил:

— Мне хотелось бы, чтобы он по-прежнему назывался «Айд-луайлд».

Самолет подрулил к терминалу. Прежде чем погасло табло «Пристегните ремни», на борт поднялся человек и побежал по проходу к Бобби. Это был председатель отделения демократической партии Нью-Йорка. Еще не добежав до Бобби, он закричал:

— Президент не будет выдвигать свою кандидатуру! Президент не будет выдвигать свою кандидатуру!

— Повторите, — сказал Бобби.

— Президент не будет выдвигать свою кандидатуру!

— Не может быть!

Джордж опешил. Линдон Джонсон, который ненавидел семью Кеннеди, осознал, что ему не победить при выдвижении кандидатов от демократической партии, вопреки всем причинам, пришедшим на ум Джорджу. Но он надеялся, что другой кандидат демократов, являющийся сторонником войны, нанесет поражение Бобби. Джонсон понял, что он сможет помешать Бобби выставить свою кандидатуру на пост президента, только если сам не примет участие в гонке.

Теперь уже никому не придет в голову заключать пари.

Дейв Уильямс понял, что его сестра что-то затевает.

Он готовил свое собственное телевизионное шоу «Дейв Уильямс и друзья». Когда ему высказали эту идею, он не воспринял ее серьезно: она казалась излишним раздуванием успеха, доставшегося «Плам Нелли». Сейчас группа распалась, и Дейву понадобилось шоу, с которого начиналась бы его самостоятельная карьера. Этот проект обязан быть хорошим.

Продюсер предложил пригласить в качестве гостя ставшую кинозвездой сестру Дейва. Иви была в еще большем фаворе. Ее последний комедийный фильм о девушке со снобистскими наклонностями, которая наняла чернокожего юриста, имел огромный успех.

Иви предложила спеть дуэтом с партнером по фильму, известным киноактером Перси Марквандом. Продюсеру Чарли Лэклоу понравилась идея, но выбор песни вызвал у него сомнения. Чарли был невысокого роста, задиристый человек со скрипучим голосом.

— Это должна быть шуточная песня, — заявил он. — Они не могут петь «Настоящая любовь» или «Крошка, на улице холодно».

— Легче сказать, чем сделать, — возразил Дейв. — Большинство дуэтов романтические.

Чарли затряс головой.

— Бросьте, телевидение. Нельзя даже намекнуть на секс между белой женщиной и чернокожим мужчиной.

— Они могли бы спеть «Все, что ты можешь делать, я могу делать лучше». Это комично.

— Нет. Люди подумают, что это намек на гражданские права.

Чарли Лэклоу был толковый, но Дейву он не нравился. Он никому не нравился. Раздражительный по натуре, он всегда наскакивал на людей, и попытки Дейва заискивать перед ним только приводили к худшему.

— А как насчет «Пересмешника»? — предложил Дейв.

Чарли подумал минуту.

— «Коль пересмешник не запоет, ко мне мой миленький придет и колечко принесет», — пропел он, а потом оказал:

— Думаю, таким образом мы выйдем из положения.

— Ну, конечно, — успокоился Дейв. — Оригинальная запись была сделана дуэтом братом и сестрой Чарли и Инес Фокс. Никому в голову не приходило, что там содержится намек на кровосмешение.