– Вы вот называете себя «Hood»[273], – сказала ему Мо, – но на самом деле вы же настоящий «Robbing Hood»[274], а вовсе не Робин Гуд! Вы и со своими пожилыми родственниками так же обошлись бы?

– Сейчас главная задача – это выжить, – ответил Худ, наблюдая за людьми на крыше. – А мои родственники – что ж, они все уже умерли. И у них, если честно, жизнь была куда лучше, чем у меня. Да и у вас она была куда лучше – с электростанциями, автомобилями чуть ли не у каждого, с удобствами. Ну что ж, вы пожили достаточно долго, и ваш счет исчерпан. Сегодня, как только мы снимем с вашей крыши первую панель, вы начнете платить по долгам. Воспринимайте это как визит судебных приставов.

– Но ведь не лично мы запакостили этот мир, – сказала Мо. – Такова была всеобщая система. Нам не под силу было ее изменить.

– В таком случае не лично мы и панели у вас отбираем, – сказал Худ. – Это система, которую мы изменить не можем.

Было слышно, как за три поля от нас отчаянно лает собака О’Дейли. «Господи, – думала я, – только бы с Исси все было в порядке, только бы эти вооруженные мерзавцы оставили девочек в покое!»

– Что вы будете делать с нашими панелями? – спросила я.

– Мэр Кенмэра, – сказал Худ, глядя, как двое его людей тащат первую солнечную батарею к джипу, – строит себе целый дворец. Обнесенный высокой стеной с видеокамерами. Такой маленький собственный Кордон. Ему нужно много электричества. А за солнечные батареи он платит жратвой и дизельным топливом. – На крыше между тем отодрали вторую панель. – Мы еще и вон с того дома, что внизу, батареи снимем, – Худ мотнул головой в сторону моего коттеджа. – Все нашему мэру пойдут.

Мо соображала быстрее меня:

– У моей соседки нет солнечных батарей!

– Кто-то тут здорово врет, – пропел бородатый великан. – «Мистер Дрон» сообщил нам, что батареи там есть, а «мистер Дрон» всегда говорит правду.

– Так, значит, вчера тут ваш беспилотник летал? – спросила я, словно это могло чему-то помочь.

– Стабильность всегда знает, как найти добычу, – сказал великан, – и посылает нас, а мы идем и забираем ее. Ой, только не принимайте такой оскорбленный вид, бабушка! Стабильность – это теперь основа народного ополчения вместе с нашей милиционной армией. Ведь китаёзы-то ушли.

Я сразу представила себе, как моя мать, поджав губы, поправила бы его: «Не «китаёзы», а китайцы!»

– Что дает вам право отбирать нашу собственность? – спросила Мо.

– Оружие нам такое право дает, – сказал Худ. – Ясно вам?

– Значит, у нас теперь господствует закон джунглей? – спросила Мо.

– Да вы же сами его и вернули! Вы приближали его возвращение каждый раз, заполняя бак топливом!

Мо стукнула палкой по земле и припечатала:

– Вор, разбойник и убийца!

Он обдумал ее слова, поглаживая колечко-пирсинг в брови.

– Значит, так. Что касается убийцы: если решаешь вопрос, убить или самому быть убитым, то я, конечно, скорее убийца. Ну, а понятие «разбойник» – вещь вообще спорная; у всех бывают особые моменты, бабушка. Вором же я себя и вовсе не признаю; я скорее меняла. Вот вы отдадите мне свои солнечные батареи, а я преподнесу вам радостное известие.

Он сунул руку в карман и вытащил оттуда два маленьких белых цилиндрика. Я испытала невероятное облегчение, увидев, что он вытаскивает не пистолет, сразу протянула руку и взяла с его раскрытой ладони эти штуки. На них были нарисованы череп и скрещенные кости и что-то написано по-русски. Из голоса Худа почти исчезла насмешка:

– Между прочим, отличный выход. На случай если налетят бандиты, или разразится эпидемия «крысиной лихорадки», или приключится еще что, а врача рядом не будет. Действует быстро и не вызывает рвоты. В каждой пилюле достаточно фенобарбитала, чтобы через тридцать минут встретить достойный конец. Мы их называем «черничкой». Съешь – и отбываешь на тот свет вроде как совсем безболезненно. А детишкам эти трубочки нипочем не открыть.

– Я лично свою порцию тут же отправлю в сортир! – сердито заявила Мо.

– Тогда давайте ее обратно, – сказал Худ. – Полным-полно тех, кому это надо.

Вторую солнечную батарею уже успешно спустили с крыши и пронесли мимо нас к джипу. Я сунула обе упаковки в карман; Худ, заметив это, заговорщицки мне подмигнул, но я никак не прореагировала.

– Там, в нижнем доме, кто-нибудь есть? – Он мотнул головой в сторону моего коттеджа. – Например, молодые парни, о которых нам следует знать заранее?

Я с острой завистью вспомнила, как Маринус и другие Хорологи подвергали людей «убеждению», заставляя их сделать то, что нужно им. А у меня в качестве средства убеждения имелся только собственный язык.

– Мистер Худ, у моего внука диабет. Его состояние контролируется с помощью инсулиновой помпы, которую нужно перезаряжать каждые несколько дней. Если вы заберете наши солнечные батареи, вы его убьете. Пожалуйста, не делайте этого.

Было слышно, как на холме блеют овцы, абсолютно равнодушные к расцветам и падениям человеческих империй.

– Увы, бабушка, ваш внук родился в Эпоху Невезения. Считайте, его убил некий влиятельный господин из Шанхая, который решил, что Арендованные Территории в Западном Корке не окупают своего содержания. Даже если мы оставим вам батареи, их у вас через неделю уволокут бандиты.

Цивилизация как экономика или как «цыганское чудо»: если люди перестают в нее верить, она попросту умирает.

– Неужели вы по ночам спите спокойно? – спросила Мо. – И вас не мучают кошмары?

– Первое дело – это выжить, – повторил Худ.

– Это не ответ, – фыркнула моя соседка. – Видимо, «черничка», которую вы пытаетесь всучить каждому, помогает вам заглушить остатки совести.

Худ, не обращая на слова Мо ни малейшего внимания, повернулся и с нежностью, которой я в нем никак не подозревала, вдавил мне в ладонь третий цилиндрик с ядом, накрыв руку своей большой рукой. И вспыхнувшая было надежда подобно электрическому разряду ушла из моего тела в землю сквозь подошвы башмаков.

– Там, в нижнем доме, никого нет. Пожалуйста, не трогайте моих кур.

– Мы не тронем ни перышка, бабушка, – пообещал Худ.

Бородатый великан уже тащил лестницу по тропе к Дунен-коттеджу, но тут совсем рядом с нами вдруг что-то взорвалось, словно пробив дыру в плотной тишине полдня, и все вздрогнули и напряглись – даже Мо и я.

Неужели это в Килкрэнноге? Эхо, эхо, эхо и отголоски эха…

Кто-то крикнул:

– А это еще, черт побери, что такое?

Парнишка с изуродованным «крысиной лихорадкой» лицом сказал, показывая пальцем: