базилевса Андроника Комнина от светской власти, вручая тиару и страну более достойному… вернее, более достойной.

Древние стены собора вздрогнули от оглушительных воплей. Жалобно затрепетало пламя в настенных светильниках. Виновница переполоха молитвенно сложила руки и устремила очи горе, став похожей на изваяние невинной христианской мученицы времен римского владычества. Зоэ Склирена смиренно внимала крикам в ее честь, но Гай очень хотел бы знать, о чем она думала в этот волнующий миг.

– Я истинная базилисса с перекрестка, – язвила она спустя четверть часа, неподвижно стоя посреди одного из малых приделов Святой Софии. Срочно призванные на помощь монашки столичного храма суетливо обряжали Зоэ в надлежащее при церемонии одеяние. Расшитые золотом и каменьями парадные платья, извлеченные из бездонных запасов собора, оказались ей велики и мешковато свисали с тонких плеч. Вид у Склирены был удрученный. Она ничуть не раскаивалась в том, что творила, но поневоле устрашилась вида той лавины, которую сама же и вызвала. – Мосты сожжены, обратного пути нет. Не жалеешь, что ввязался?

– Поздно жалеть, – хмыкнув, Гай собственноручно застегнул на груди Зоэ тяжелую золотую брошь в виде грифона, соединявшую углы жесткого от вышивки широкого пурпурного плаща. – Против Фатума не попрешь. Иди коронуйся. Тебе плащ подержать или сама справишься?

– Уже десяток желающих передрался между собой, – и, надменно вскинув узкий подбородок, рыжая смутьянка отбыла совершать роковое деяние своей жизни.

«Мы лишь песок в Господних жерновах», – невольно подумалось шагавшему за девицей Гаю. На франка косились – изумленно, настороженно или презрительно – однако никто не пытался оспорить его право идти следом за самозваной императрицей.

* * *

Торжественная церемония длилась часа два. При дотошном соблюдении всех предписанных ритуалов она заняла бы целый день, от рассвета до заката.

Мессира Гисборна весьма поразила очередная местная традиция. Оказывается, легендарных и прославленных тиар византийских базилевсов было две. Вернее, одна, единая в двух лицах. Алмазная, находившаяся в руках низложенного Андроника, – так сказать, повседневная. Ее родная сестра хранилась в ризнице Святой Софии, под присмотром патриарха, являясь на свет при церемонии очередного возведения на трон. Гай наивно представлял себе нечто монументальное, осыпанное десятками сияющих камней, а золотая диадема оказалась маленькой, украшенной несколькими крупными сапфирами. Когда патриарх опустил венец на рыжие локоны Склирены, тот вдруг изрядно утратил величественности и сделался похожим на кокетливое украшение.

Новоиспеченная правительница вкупе с его святейшеством вышла на крыльцо, к бурлящей в ожидании новостей толпе. Как показалось англичанину, количество народа на площади перед храмом и примыкающих улицах возросло в десятки раз.

Сборище горожан больше не казалось инертной массой с тысячью неразличимых лиц. В его перемещениях и завихрениях появилась некая осмысленность. Люди сбивались в отряды, предводительствуемые невесть откуда взявшимся вожаками. Позже Гай узнал – в империи даже мятежи и бунты имели давние, освященные временем обычаи. Жители одного квартала, члены одной торговой гильдии стремились держаться вместе. Во главе их становился кто-нибудь, пользовавшийся известностью и уважением среди сограждан, или признанный забияка. На свет извлекалось припасенное оружие – иногда взятое с боем во время предыдущего бунта, – и мирная чернь обращалась подобием армии. Не всегда слушающейся приказов, своенравной и склонной к грабежам, но все же армией. Силой, с которой базилевсам волей-неволей приходилось считаться.

Склирене подвели коня. Она взобралась в седло, расправила плащ и решительно поскакала через площадь, сопровождаемая торжествующим ревом: «Карвона, Карво-она-а-а!..». Познаний мессира Гисборна в греческом наречии достало, чтобы перевести выкрикиваемое слово: «огненная» или «червонная».

У германцев есть император Фридрих Барбаросса «Рыжебородый», подумалось мессиру Гаю, а византийцы только что заполучили себе на радость или на горе рыжую Зоэ Склирену Карвону.

Славные традиции константинопольских мятежей изрядно облегчали участь претендентам на престол, определяя порядок действий. После церемонии в храме Святой Софии толпа, как покорная нить за сверкающей острой иглой, потекла следом за Зоэ к Константинову Форуму и Дворцу Юстиции. Позади двух этих величественных зданий таилась неприметная постройка с весьма крепкими воротами.

По дубовым, утыканными плоскими шляпками железных гвоздей створкам немедля застучал частый град булыжников. Почти сразу же над верхней кромкой врат вынырнул длинный шест с примотанной белой тряпкой. Разраставшемуся кругу добровольных помощников новой императрицы (в числе прочих и мессиру Гисборну) стоило изрядных трудов сдержать горожан, рвавшихся ломать и крушить. Ворота открылись изнутри, явив пару дюжин оробелых стражников в потрепанной синей форме и подталкиваемого ими приземистого человечка с обширной плешью и объемистым чревом. Исходя жалобными воплями, плешивец тащил на вытянутых руках тяжеленное серебряное блюдо с ворохом ключей.

Связки ключей немедля расхватали десятки рук. Крикун проворно скрылся, содравшие знаки отличия гвардейцы затерялись в толпе. Похоже, византийцы весьма своеобразно трактовали верность присягам и воинскому долгу.

– Извольте видеть, Влахерна, одно из престрашных городских узилищ, – госпожа Склирена с явственным удовольствием созерцала, как горожане рассыпались по тюремным дворам, отпирая или взламывая все двери подряд. Кто-то пронзительно заголосил, обнаружив в камере родственника. – Под завязку набитое невинными жертвами Андроника. Надо бы для наглядности вздернуть коменданта, но эта крыса опытная – вовремя улизнул… Да, кто-то из постояльцев наверняка оказался здесь вполне заслуженно, но сейчас это не имеет значения. Потом отправлю кого-нибудь разгромить Нуме́ру – там тоже будет вой и ад кромешный…

Заметив, что на обширном дворе тюрьмы начали появляться первые выпущенные на свободу узники – изможденные, еле держащиеся на ногах, бессмысленно таращащиеся вокруг ослепленными глазами, – Зоэ подобралась и тихонько откашлялась. Гай искренне удивлялся, как девица умудряется столько говорить, причем громко, да еще так, чтобы заставить себя слушать.

Англичанин не ошибся в предположениях. Последовала новая речь императрицы, короткая и емкая, посвященная как произволу и насилию, чинимому династией Комниных вообще, так и противозаконным деяниям кесаря Андроника в частности. В завершение своей тирады Зоэ обличительно ткнула указательным пальцем на белые стены Дворца Юстиции.

Толпа ликующе заулюлюкала. В воздухе вновь замелькали камни и палки, полетевшие в окна дворца. С неразличимым в общем гаме звоном посыпались разбитые стекла.

– Факел мне! – громко потребовала Зоэ. С разных сторон ей протянули по меньшей мере десяток. Схватив первый попавшийся и наскоро прицелившись, она швырнула в ближайшее окно. Факел не долетел, оставив на известняковой стене размазанный черный след. Склирена повторила попытку, на сей раз успешно. Кувыркнувшись, огненный комок исчез в черном оконном проеме. – Жгите! Пусть оно сгинет навсегда – вся скверна, вся клевета, все доносы!.. Гори огнем!..

– Истинный рассадник зла, хранилище податных списков, – вполголоса и только для Гая добавила Склирена, когда горожане с небывалым азартом принялись закидывать дворец факелами. Кто-то уже ломился в запертые бронзовые двери, соорудив из бревен незамысловатый