можно пытаться будить, обращаясь через слова и образы к чувствам. Рождаться, чтобы в процессе жизни попытаться лицо своё Богу своему подарить? Что ж, такое объяснение хоть как-то подходит, но это если направлять взгляд именно на неких особенных, избранных. А иные? Ведь им тоже отпущено оставить после себя правильной жизнью тот ли, или иной, способный поразить сознание прочих живущих, неизгладимый и чувствительный след. Они, что, чертами лица своего самый величественный облик в сотворенном Творцом человеческом мире и не украсят? Или сам этот Лик, Он формируется из подобного множества обликов избранных, отличившихся на своём поприще и, это значит, достойных? А все те правила жизни, заповеди, которые существуют несчётное количество лет, они как раз и дарованы, чтобы любой из живущих сразу смог знать, что для такого избрания делать тут надо, а что точно не надо?

Эта попытка разбудить Бога, по сути, она представляет из себя обращение к самому себе, уснувшему в многообразии ликов своих.

Интересно, а эта деградация сознания и сознательной деятельности разума, имеющая место в процессе постоянных молений, она хоть какие-нибудь ограничения знает? Или тут именно так организовано дело — сколько раз должным образом помолился, настолько глупее и стал? И как с таким побочным эффектом бороться? Что? Неужели в процессе таких вот, по сути, почти бесконечных молений уши пальцами себе затыкать, чтобы, не приведи Бог, лишнего чего не услышать? Тогда надо сначала поточней разобраться, что из произносимого допустимо к прослушиванию, а что допустимо только в некоторых особого рода разумных пределах! И какие пределы тогда считать тут разумными? Вон сейчас как далеко всё дело продвинулся по сравнению со всем тем недавним, и как понимание, по сравнению с тем, что присутствовало раньше, переменилось, и всё равно присутствует весьма серьёзная убеждённость, что после очередной серии молений опять некий новый, до того неведомый взгляд на известное и раньше возьмёт и откроется. Как же тут подходить к вопросу, до какой степени допустимо молиться, меняться, узнавать это самое новое и одновременно деградировать, то есть, при каких обстоятельствах всё это выглядит приемлемо, а при каких нет? Тут бы ну хоть какая-то, но ясность в подобном вопросе проявилась! И если вдруг покажется, что молиться далее отныне нежелательно, то тут же словно сам собой всплывает вполне естественный вопрос — а вместо тех самых молений-то что предпринять? Если всё так выглядит катастрофично, то надо бы, и не оттягивая, сразу же определиться с тем, чем следует себя тогда заботить, желая ну хоть как-то, но исправить всё сложившееся положение? Да и ещё вопросы начинают донимать — что если вот к такому и пришёл тем ранее приемлемым путём, каким шёл до того, шёл ранее, желая выяснить всё до того неведомое, то двигаясь в обратном направлении в подобного характера вопросах, вдруг поглупеть, по ходу дела забывая всё прежде узнанное не придётся? Хотя такая постановка взгляда на проблему даже звучит как что-то неразумное.

Вот и ещё очередной повод озаботиться проглядывается. В условиях, когда отныне понимаешь, что всё, что в собственных глазах по ходу дела формируется в какую-то, воспринимаемую во всех деталях, общую реальность, и всё это суть порожденье творчества огромного сверх разума, в том числе и твоего собственного разума, как некой укрупнившейся единой составляющей общего целого, то вольно, иль невольно, начинаешь несколько иначе, по-иному относиться к вдруг донимающим сознанье опасениям. Так получается, что среди всех прочих, желающих через молитвы докричаться до своего Господа отныне как раз тот, кто начинает понимать, что ты одновременно и тот, кто сам уже, пока пусть и в не самом исключительно значительном размере, но так ли, иль иначе, а влияет на само формирование происходящего. Так что? В таком и заключаются какие-то начала для того особого, так всеми ожидаемого пробуждения Господня? Или необходимо в своём развитии достичь чего-то ещё более масштабного?

Каждый из рождающихся суть в себе образ Господень, образ Божий! Вот так, пусть и с весьма заметными трудами, дошёл до понимания таких несложных истин, так что теперь неплохо было бы и до других идею донести, что все надежды разбудить Творца впору для себя начинать строить, когда каждый из предельно многочисленных и получающихся в результате размноженья образов людских по ходу жизни очищается от всей грязи духовной, желая жить в союзе и согласии с себе во всём подобными, пусть и рождающимися такими удивительно разнящимися и непохожими, прочими членами обычнейшего человеческого общества. Правила правильной и надлежащей жизни основными религиями доносятся до всех живущих уже больше чем давно, да и взыванье к Господу как к некому сверх мощному сознанию и звоном с трубами, и криками, как лишь отдельных слов, так и особых фраз, при этом с откровенно видимым стремлением сверх разум Божий, заинтересовав, привлечь, имеет место с самых древних пор существованья человечества.

И так, в некоторой части всего желательного и привлекательного хоть что-то, но для начала всё же вроде бы как получилось. Частью некая истина стала просматриваться. Пока, правда, не очень-то понятно, с чего именно так и почему, но разделилось то, чему положено просчитывать возможное и чувственная форма восприятия происходящего. Как следствие возникло понимание, что всё, владеющее неким правом, считая, подготовить реальное существованье созданного, само и по себе, в первооснове пребывая в холоде бесчувственности, без посторонней помощи, по сути, не имеет никакой возможности получить всю должную, достойную организацию. И вместе с тем вполне достаточно самого непредсказуемого и, на первый взгляд, просто бурлящего без смысла света от вот такого принелепейшего хаоса из пламени у нас над головой, и, пусть и самое ничтожное по содержанью, но полное вполне реальной жизнью, такое внешнее стороннее воздействие способно самому обычному материальному существованью такое вот желанное существованье подарить. Однако надо понимать, что и с таким, никак не предсказуемым и хаотичным сверх огнём, всё даже больше чем не вяжется в прогнозах, так как воистину горящее, то пламя всё сплошь в бурунах самых нелепых чувств, и от того толково организовать и просчитать всё от такого света как-либо зависящее по меньшей мере удивительно непросто. Что же тогда вот так, по результату, получается, да и ещё с учётом даже больше, чем серьёзного стороннего воздействия, инициированных самыми различными то всплесками, то бурунами самых разных чувств, влияющих, и в том числе, на тех, кто увенчал все результаты планетарного творения? Такое со стороны организаторов происходящего как-либо предсказать-предусмотреть если хоть как-нибудь и удаётся, то только лишь отчасти. Тут как раз в