могут существовать футбольный мяч или перелетная птица. Спящий или галлюцинирующий герой позволяет фильму добраться до выполнения самой сладостной из своих задач, заключающейся в демонстрации чудес, и при этом не выйти за рамки реалистического жанра. Однако, прежде чем пуститься в плавание по галлюцинациям Космиста, нам требуется обсудить одну важнейшую вещь, которую ранее мы обходили молчанием. Нужно сказать о музыке фильма «Эксгибиционист». Рассказать о музыке сложнее, чем пересказать сюжет, чем дать представление о визуальных аспектах, даже если речь идет о существующем фильме, где эта музыка реально звучит. Но мы рассказываем о фильме, которого нет. Соответственно, музыка этого фильма не звучит – ее можно только представить себе. Тем не менее следует рассыпаться в комплиментах в адрес несуществующего композитора, написавшего эту музыку к фильму. Вначале она вступает очень тактично, очень подавленно, она деликатно вплетает в себя множество бытовых звуков и голосов, она почти пренебрегает нагнетанием саспенса, она избегает живописать настроение героев, короче, она ведет себя предельно скромно, пока не приходит время галлюцинаций – тут музыка впадает в состояние экстатического реванша, но даже выводя на первый план хоровод своих тем, она всё равно остается прохладной, просветленно-мрачной, несколько скованной в движениях, и всё же ее бесстыдно-наркотическое начало уже не скрывается: напротив, она вполне превращается в галлюциногенный резервуар, откуда холодные руки композитора извлекают некие влажные сокровища неадекватности, которые могут обласкать наш слух своей преувеличенной слабостью, переходящей в почти болотное чваканье, в слякотные звуки неудачной экспедиции, безвольно угасающей в зябких трясинах. Или же эти звуки пугают своим гулким и пустотным космизмом, отказывающим слушателю в тех надеждах, которые еще лелеют персонажи фильма.

Мы уже упомянули вскользь об этой музыке в самом начале нашего романоида, когда говорили о том, что Эксгибиционист просматривал свои видеозаписи в молчании, под звуки некоего арктического эмбиента – можно бы назвать этот эмбиент также «нордическим», если бы не подмоченная репутация этого слова, а ведь данная музыка заставляет нас помнить о фьордах, где еще коренятся древние монголоиды Крайнего Севера, оказывающие религиозные почести северному сиянию и влекущие ледяных истуканчиков на самодельных санях!

Под звуки этой музыки Космист мысленно возвращается в пространство клуба «Арчимбольдо», он снова наблюдает за оргиастическими сплетениями нагих тел, но на этот раз эти тела действительно сплетаются в шевелящиеся портреты. Толпы оргиастов образуют лица – лица немецких ученых, входящих в Центральный комитет или же в Магистериум общества «Тайная Германия». Гертруда Цейс, Готфрид ван Вринн, Юрген Больцман, Хакир Амальдаун, Фриц Кеттлер, Абель Штигнер, Элоиза фон Ваннесберг… И прочие.

И вот уже Космист видит заседание Центрального комитета общества «Тайная Германия», он видит немецких ученых – их столько, сколько букв в слове Deutchland, то есть десять человек, все они нагие и висят в крупноячеистых сетчатых мешках, которые подвешены на длинных веревках, спускающихся с потолка круглого зала. Руки и ноги магистров туго стянуты кожаными вервиями, рты застегнуты кожаными намордниками на молниях, а на каждом теле татуирована готическая буква, занимающая всю грудь и живот, а вместе эти буквы образуют слово Deutchland. Люди висят по кругу в своих авоськах, так что слово образует кольцо – первая D смыкается с последней. На мозаичном полу круглого зала кусочками мрамора выложен знак общества – окружность, пересеченная линией. А в центре этого знака теплится другой знак – теплая языческая свастика, выложенная веточками коралла. По этим знакам ступают босые ноги ослепительной и обнаженной девушки, которая медленно разматывает длинный кожаный кнут. Космист узнает эту девушку – это Элис Миррор. Сомнение в том, что она действительно англичанка, которое заронил в него Амальдаун, расцвело в виде кинематографического фантазма: она представилась ему отважной русской разведчицей по имени Алиса Зеркальная. Кажется, именно ее он видел распятой на кожаном кресте. Тогда ее окровавленные губы шептали: «Я – Россия. Я люблю вас…» И вот она внезапно мстит своим обидчикам. Она начинает мастерски бичевать подвешенных и опутанных сетями магистров «Тайной Германии». То охаживает одного за другим, то, молниеносно обернувшись вокруг своей оси, проходится длинным бичом сразу по всему кругу тел, заставляя их раскачиваться, словно живые и стонущие маятники. При этом она выкрикивает голосом звонким и почти детским:

– Это вам за Освенцим!

– Это вам за Украину!

– Это вам за доброго Карл Иваныча!

– Это вам за евреев!

– Это вам за Объединенную Европу!

– Это вам за Адольфа Гитлера!

– Это вам за Людвига ван Бетховена!

– Это вам за устойчивый курс евро!

– Это вам за Мартина Лютера!

– Это вам за Бисмарка!

– Это вам за Вильгельма Гогенцоллерна!

– Это вам за Лукаса Кранаха!

– Это вам за Иоганна Себастьяна Баха!

– Это вам за Чехию!

– Это вам за Польшу!

– Это вам за ваше чувство ответственности!

– Это вам за взлеты вашего духа!

– Это вам за меркнущих ангелов!

– Это вам за Ангелу Меркель!

– Это вам за ваши уродские рожи!

– Это вам за вашу лживость, жестокость и жадность!

А они раскачиваются под ее ударами и смотрят на нее обожающими глазами, и кончают синей спермой, и шепчут сквозь свои пропитанные кровью намордники, шепчут своими разбитыми, но наслаждающимися губами:

– Мы узнаем тебя… Ты – Россия! Мы любим тебя!

Да, пешка прошла в Королевы, как и предсказывал святой профессор из Оксфорда. Вместо короны Берлина Королеву Алису коронуют золотой шапкой в форме купола русской церкви, увенчанного православным крестом. Ее нагие точеные плечи укутывают обожженным красным флагом, который некогда воспарил над куполом Рейхстага. Она воцаряется на супрематическом престоле, держа в одной руке Черный Квадрат, а в другой сжимая русского колобка – живой, холеный хлебный шар с закрытыми глазами, чья сдобная улыбка напоминает нирваническую улыбку Будды. Но недолго длится триумф России. Да и вообще не вечно длиться игре престолов, не вечно тянутся садомазохические игры народов и стран, меняющихся ролями в своем жестоком сладострастии. Придут космические контрагенты и внесут чудовищное разнообразие в утомительные забавы землян. Да и в облике Элис Миррор всё меньше чудится русская разведчица и всё больше – инопланетный агент. Золотая корона в форме церковного купола раскрывается и расцветает на ее голове золотым буддийским лотосом – у него тысяча лепестков, и из каждого лепестка выдвигается тончайшая вибрирующая антенна. Русский колобок оборачивается копией некой планеты, в чьих соленых океанах и белоснежных горных цепях еще сохранился след его чеширской улыбки. Черный квадрат оборачивается небольшим порталом, гостеприимно приглашающим всех желающих навестить антипространство.

Космист снова увидел зрителей. Но это были уже не те бытовые и обыденные зрители фильма, к которым имело