Превращение Берии (в различных заявлениях Хрущева и других) в виновника всех политических репрессий с конца 1930-х до начала 1950-х годов, а также общая атмосфера засекреченности привели к тому, что даже, казалось бы, хорошо осведомленные авторы усматривали в Лаврентии Павловиче главного палача. Так, знаменитый писатель Константин Симонов, который в 1952–1956 годах был кандидатом в члены самого ЦК КПСС, писал в 1979 году – притом обращаясь скорее к потомкам, чем к современникам (его мемуары были опубликованы через десять лет после его кончины, в 1989 году): «Какое-то время перед смертью Сталина Берия не находился на посту министра государственной безопасности[847], хотя и продолжал практически в той или иной мере курировать министерства государственной безопасности и внутренних дел»[848].

Можно допустить, что Берия как-то влиял на «практику» МВД, главой которого с конца 1945 года до марта 1953-го был его бывший первый заместитель (по НКВД) С. Н. Круглов. Но нет никаких оснований полагать, что Берия в 1946–1952 годах имел возможность влиять на практику МГБ. Об этом ясно говорит, например, тот факт, что в 1951 году были арестованы по обвинению в «сионистском заговоре» оставшиеся и после 1946 года на службе в МГБ близкие Берии люди – генерал-лейтенант Л. Я. Райхман, генерал-майор Н. И. Эйтингон, полковник А. Я. Свердлов и другие, – но только став главой объединенного МВД в марте 1953 года, Берия смог освободить их из заключения и назначить на ответственные посты в своем министерстве…

Один из тех очень и очень немногих людей, которые занимали высокие должности в НКГБ-МГБ с конца 1930-х до 1953 года и вместе с тем дожили до поры широкой «гласности», генерал-лейтенант ГБ П. А. Судоплатов (1907–1996), безоговорочно утверждал, что в послевоенные годы Берия был «отстранен от курирования любых дел, связанных с госбезопасностью»[849], – отметив, правда, что, поскольку Лаврентий Павлович руководил «Спецкомитетом» по атомной бомбе, он все же имел дело с МГБ – но только по линии внешней разведки, добывавшей сведения об атомной программе Запада (там же, с. 503).

Многое из того, что известно о Л. П. Берии, не дает оснований видеть в нем (а некоторые нынешние авторы к этому склонны) «позитивную» фигуру, хотя в огромной энергии и организаторских способностях ему не отказывали подчас даже те, кто проклинали его, – как, например, академик А. Д. Сахаров, работавший восемь лет под его руководством. Но независимо от личных качеств Берии сами исторические обстоятельства складывались так, что, будучи дважды – в декабре 1938 года и в марте 1953-го – назначаем главой госбезопасности, он оба раза имел задачу не раздуть пламя репрессий, а, напротив, пригасить его. А между апрелем 1943 года и мартом 1953-го Берия, как уже сказано, вообще не был причастен к политическим репрессиям.

Тем не менее – и в этом со всей очевидностью выражается загадочность или, скажем так, туманность нашей истории послевоенных лет – о Берии и по сей день пишут как о своего рода суперпалаче того времени, прямом виновнике гибели миллионов или хотя бы сотен тысяч (это, как еще будет показано, совершенно непомерные гиперболы) политических обвиняемых – хотя при этом обычно добавляют, что Берия выполнял – или, вернее, «перевыполнял» – указания Сталина.

О Берии как о главном палаче послевоенного времени многократно говорится в сочинении небезызвестного Волкогонова, и наиболее странен и даже курьезен тот факт, что этот автор, ранее других получивший доступ к секретным архивам, вместе с тем цитирует сохранившееся в них письмо начальника охраны Сталина, генерал-лейтенанта ГБ Н. С. Власика. В качестве одной из главных фигур ГБ он не мог не знать истинного положения вещей. А он писал, что Сталин, «находясь на юге после войны… (в ноябре-декабре 1945-го. – В. К.) дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ»[850] (вернее, в НКВД: официально Берия был освобожден от поста наркома ВД 29 декабря 1945 года). Тем не менее Волкогонов приписал Берии чуть ли не все политические «дела» 1946-го – начала 1953 годов!

Уже сам по себе тот факт, что главная (или, скажем, вторая по важности) роль в послевоенных политических репрессиях приписывается лицу, которое этой «деятельностью» вообще с 1943 года не занималось, неоспоримо говорит о несостоятельности множества нынешних сочинений о том времени. Вот, скажем, уже не раз упоминавшийся изданный в 1997 году опус Радзинского «Сталин», автор которого, беспардонно заявляя о своем доскональном изучении даже малодоступных архивных документов, вместе с тем утверждает, что в послевоенные годы «МГБ и МВД» были будто бы «ведомствами Берии» (с. 571), между тем как Лаврентий Павлович не «ведал» МГБ (точнее, НКГБ) с апреля 1943-го, а МВД (НКВД) с декабря 1945-го!

Кто-либо может подумать о несущественности обсуждаемого вопроса и сказать примерно так: ну, допустим, репрессиями после войны заправлял не Берия, а некие другие «соратники» Сталина, но разве это столь уж важно? Дело в том, однако, что само по себе приписывание Берии главной роли в послевоенных репрессиях, к которым он непричастен, ясно говорит о заведомой неизученности проблемы в целом. Если имеет место такое безосновательное представление о руководителе репрессивного аппарата послевоенных лет, вполне естественно полагать, что столь же неадекватны и нынешние представления о самом этом аппарате и его деятельности. Впрочем, прежде чем обратиться к этой деятельности, целесообразно прояснить вопрос о ее руководителях.

* * *

В период с середины марта до начала мая 1946 года была осуществлена кардинальная замена руководства госбезопасности. Почти все «люди Берии», занимавшие ранее высшие посты в НКГБ-МГБ, получили тогда другие назначения. Более того, был освобожден от двух своих постов – секретаря ЦК и начальника Управления кадров ЦК (которое «курировало» ГБ) – Г. М. Маленков, занимавший эти посты с 1939 года. Нередко этот факт толкуется как «опала» Маленкова[851], однако, если проанализировать ситуацию в целом, становится ясно, что дело шло прежде всего о замене руководства ГБ, а не о «гонении» на самого Маленкова. Во-первых, именно тогда его возвысили из кандидатов в члены Политбюро в полноправные члены, а утрата титула секретаря ЦК была через несколько месяцев (8 октября 1946 года) как бы компенсирована назначением Георгия Максимилиановича заместителем председателя Совета Министров СССР (то есть Сталина); эту честь разделяли с ним тогда всего лишь восемь лиц. Во-вторых, спустя сравнительно недолгое время, 1 июля 1948 года, Маленков был вновь утвержден секретарем ЦК – хотя и без «кураторства» над МГБ.

Вместо Маленкова курирование МГБ было поручено новому (с 18 марта 1946 года) секретарю и начальнику Управления