Когда он сел в семьдесят восьмом, она попыталась освободиться от своего чувства, перешибить его связью с одним приличным человеком – профессором из университета. Не вышло ничего. Вор Юрка Барон казался ей умнее, интеллигентнее и тоньше профессора истории. А еще – честнее и мужественнее… Это было настоящим безумием. И когда Юрий Александрович вернулся из Коми АССР, она больше не пыталась прогнать его из своей жизни… Может быть, все бы у них и сложилось по-другому, если бы появились дети… Но детей у Ирины Васильевны быть не могло… Так они и жили – вроде вместе, но одновременно и порознь, потому что Барон не впускал ее до конца в свою жизнь – слишком там много было такого, от чего он хотел уберечь Ирину Васильевну… Втайне она даже желала, чтобы он поскорее состарился, чтобы захотел наконец угомониться и хоть немного пожить спокойно… Не сложилось… Весной девяносто второго он снова исчез и появился только в сентябре – неузнаваемо изменившийся, больной… Тогда и принес Юрий Александрович с собой эту проклятую картину… Через несколько дней он снова ушел – говорил, что ненадолго, на несколько недель, а оказалось, что навсегда…

…Спускаясь вместе со странным парнем по имени Сережа на станцию метро «Площадь Мужества», Ирина Васильевна не замечала, что по ее щекам бегут слезы… Юра очень любил ездить в метро. Почему? Это Гордеева поняла только недавно, посмотрев какой-то фильм про разведчиков… В метро легче было заметать следы и уходить от наблюдения…

Шварц заметил, что с его подопечной творится что-то неладное, и немедленно начал ее утешать и отвлекать от мрачных мыслей разными смешными и грустными переводческими байками. Он болтал без умолку до самой посадки в электричку, поэтому не обратил внимания на двух словно приклеившихся к ним с Гордеевой парней. Эти парни сели в тот же вагон электрички, один из них время от времени выходил в тамбур якобы покурить, а на самом деле доставал там трубку радиотелефона и что-то шептал в нее…

Дом Ирины Васильевны в Соснове находился на самой окраине поселка. Соседние дома несколько лет назад купили горожане для своих дачных нужд. Новые соседи наведывались в Сосново в основном только в дачный сезон, а с конца октября избы пустовали до следующей весны…

Гордеева с Вихренко вошли в дом, так и не заметив за собой слежку. Парни из электрички, проводив их взглядами, прошлись по улочке, оценивая обстановку, доложились по радиотелефону. Минут через десять к ним подъехала раздолбанная синяя «девятка», из которой вышли Ганс и еще один парень – как раз тот самый, который числился в картотеке ОРБ под псевдонимом Котов… После короткого совещания Ганс приказал одному из прибывших на электричке отогнать машину подальше, а оставшимся показал на двор пустого дома, примыкавший к участку Гордеевой…

Они прождали в засаде около часа – Серегин не появился. Тогда Ганс, нервничая, связался с Черепом и получил условный сигнал на начало активных действий. Дальнейшее ожидание было слишком рискованным…

Никита Кудасов и Степа Марков мерзли, прохаживаясь перед перроном Финляндского вокзала. Степа совсем задубел, потому что «гулять» они начали с семи утра…

Ночью, встретившись с Кудасовым на базе (так они называли свой кабинет на Литейном, 4), Марков рассказал начальнику пятнадцатого отдела об информации, которую передал Котов. По Степиным предположениям, журналистом Серегой, которого собирались мочить в пригороде, предположительно где-то под Сосновом, был не кто иной, как Серегин-Обнорский… Правда, это было всего лишь предположением… Марков с Кудасовым не поленились съездить к Обнорскому домой – там, естественно, никто не открыл… Они вернулись на базу и проанализировали ситуацию еще раз: исходных данных для четкого оперативного вмешательства в намечающуюся разборку было явно недостаточно… В конце концов, Котов мог и не о Серегине говорить… Но некоторые совпадения настораживали… Почему агент сказал, что журналист Серега бегает и от ментов, и от деловых? Несколько дней назад стало известно об убийстве бывшего капитана спецслужбы Евгения Кондрашова. Труп обнаружил, кстати, Володя Колбасов, опер из тринадцатого отдела, проводивший плановое мероприятие со спецгруппой ОМОНа на улице Матросова… Этим убийством отдел Кудасова напрямую не занимался, но, учитывая, что покойный имел тесные связи с Обнорским, Никита Никитич поручил Маркову найти журналиста и побеседовать с ним. Однако найти Серегина не удалось – на его работе отвечали, что он уехал на несколько дней в Одессу, эту же информацию подтвердила и мать Обнорского, к которой Марков специально заезжал. Она же, кстати, волнуясь, сообщила Степе, что по поводу Андрея к ней уже приходили из милиции. Маленькая худенькая женщина все пыталась добиться от Маркова объяснений: что случилось, что происходит? Но Степа и сам не понимал ничего толком, только интуиция подсказывала ему, что Обнорский, судя по всему, влетел в какую-то серьезную запутку… И какие такие «сотрудники милиции» им уже интересовались? На работе Степа проверил на всякий случай – в официальном розыске Андрей не числился…

В ночь с пятницы на субботу, точнее – уже ранним утром субботы, Кудасов и Марков в кабинете пятнадцатого отдела думали, что делать с полученной от Котова информацией. В результате они решили сориентировать посты ГАИ на выездах из города на задержание машины Обнорского, если таковая появится, а сами – сами отправились на Финляндский вокзал. Они хотели попытаться перехватить Серегина там, если он решит уезжать из города электричкой: поскольку Котов сообщил, что парень бегает, то он мог поостеречься ехать на своей машине… Еще двоих оперативников, знавших Обнорского в лицо, Кудасов безжалостно лишил сладкого субботнего сна и отправил на платформу Девяткино – Андрей мог стартовать и оттуда… В их плане было много дыр, но ничего лучшего придумать они не могли, поэтому и мерзли на вокзале…

Даже промозглой поздней осенью многие горожане рвутся из Питера за город, чтобы хотя бы пару деньков подышать свежим воздухом, отдохнуть от городской суеты и шума. Субботним утром Финляндский вокзал напоминает растревоженный муравейник вне зависимости от времени года – к перронам шагают рыбаки и огородники, старушки с тележками, начинающие художники с мольбертами и эстеты-алкаши с полными сумками выпивки. Отцы семейства волокут в электрички не проснувшихся еще толком детишек, в зале ожидания тусуются бомжи. В общем, вокзал живет полнокровной жизнью, провожая и встречая представителей чуть ли не всех слоев Петербурга… Впрочем, нет, конечно, не всех слоев – бандиты, новые русские коммерсанты и чиновники предпочитают передвигаться на комфортабельных автомобилях – ну и… доброго, как говорится, им пути… Автомашины-то, между прочим, улетают в кювет с трассы намного чаще, чем электрички сходят с рельсов…

Шел уже десятый час, а никаких результатов дежурство Маркова и Кудасова не давало. Андрея не было. Он либо вообще не появлялся на вокзале, либо… Либо они упустили его в людской толчее…

В половине десятого Марков подошел к Кудасову и вопросительно вскинул брови. Степа откровенно дрожал и чуть ли не засыпал на ходу. Никита Никитич предусмотрительно оделся потеплее, но бесплодное ожидание и его здорово вымотало.

– Когда следующие электрички? – сипло спросил Кудасов.

– В 9.40, 10.08 и 10.34,– так же сипло ответил Марков.