Когда приветственные возгласы наконец стихли, началась церемония: лорды приносили клятву верности. Первым на колени опустился Мейлан, с застывшим лицом он клялся пред Светом надеждой на спасение и возрождение служить преданно и подчиняться. Форма присяги была древней, и Ранд надеялся, что это обстоятельство вынудит кое-кого все-таки держать данное слово. Как только Мейлан поцеловал кончик шончанского копья, поглаживая бородку и стараясь скрыть кислую мину, его сменила леди Колавир, более чем привлекательная женщина средних лет. По рукам ее, когда она вложила ладони в руки Ранда, потекли кружева цвета потемневшей от времени кости. Платье леди Колавир от высокого кружевного ворота до колен прочерчивали горизонтальные цветные прорези. Слова присяги она произносила чистым твердым голосом с тем мелодичным акцентом, который Ранд привык слышать у Морейн. В ее темных глазах было также нечто от свойственного Морейн взвешивающего и обмеривающего взгляда, особенно это стало заметно, когда она посмотрела на Авиенду, с реверансами спускаясь по ступеням. После Колавир перед Рандом встал Ториан, который, давая клятву, обливался потом. Его сменил лорд Добрэйн, один из немногих кайриэнцев в годах, у кого длинные, обильно поседевшие волосы были выбриты спереди; глубоко посаженные глаза испытующе ощупывали Ранда. На его место заступил Араком, потом…

Пока длилась церемония, Ранд ощущал нарастающее нетерпение. Лорды и леди поочередно опускались перед ним на колени, за кайриэнцем тайренец, за ним опять кайриэнец, как он сам потребовал. Все это необходимо, так говорила Морейн, и с этим соглашался голос в голове Ранда, который, как он знал, принадлежал Льюсу Тэрину, но ему эта процессия представлялась досадной задержкой. Тем не менее нужно заручиться их верностью, пусть даже притворной, для того чтобы обезопасить Кайриэн, а это лишь начало его замысла. И принять их присягу необходимо раньше, чем Ранд двинется против Саммаэля. И я это сделаю! Мне еще многое надо сделать, и я не могу допустить, чтобы он исподтишка цапал меня за ноги! Скоро он узнает, что значит разбудить Дракона!

Ранд не понимал, почему те, кто опускался перед ним на колени, вдруг начали покрываться потом, нервно облизывать губы и запинаться чуть ли не на каждом слове клятвы. Ведь он не мог видеть холодного огня, вспыхнувшего в его глазах.

Закончив с утренним умыванием, Найнив вытерлась полотенцем и без особого желания надела светлую шелковую сорочку. Шелк не так прохладен, как лен, а солнце, хоть и только что встало, судя по духоте в фургоне, предвещало еще один невыносимо знойный день. Помимо всего прочего сорочка скроена так, что Найнив опасалась: один неловкий вздох, и она упадет к ногам светлой лужицей. Хорошо хоть она сухая, а не промокшая за ночь от пота, как та, от которой Найнив только что избавилась.

Ночью ее мучили беспокойные видения — кошмары о Могидин, от которых девушка не раз вскакивала на постели, и были они много лучше тех, что не вышвыривали ее в мир яви; сны о Бергитте — та выпускала в Найнив стрелы и не промахивалась; сны о приверженцах Пророка, взбудораженной толпой врывающихся в зверинец; о том, как Найнив навечно застряла в Самаре, потому что ни одно судно здесь больше не приставало; о том, как, добравшись до Салидара, она обнаруживала, что за главную там Элайда. И опять Могидин. От последнего сна Найнив проснулась вся в слезах.

Разумеется, все дело в тревогах, и это вполне понятно. Три вечера в напряженном ожидании известий о прибывшем судне, которого все не было, три жарких дня, когда приходилось с завязанными глазами стоять у проклятого щита, похожего на кусок забора. У кого угодно от таких переживаний нервы сдадут. А если еще будет снедать тревога, не подбирается ли к тебе Могидин… Впрочем, пусть даже Отрекшейся известно, что Найнив с Илэйн скрываются в бродячем зверинце, это еще не значит, что она обязательно станет искать их в Самаре. В мире хватает зверинцев и кроме тех, что собрались тут. Тем не менее выдумывать причины не волноваться было куда легче, чем не волноваться.

Но почему я об Эгвейн беспокоюсь? Обмакнув размочаленный кончик прутика в стоящее на умывальнике блюдечко с солью и содой, Найнив принялась энергично чистить зубы. Эгвейн возникала в каждом сне, кричала на нее, но Найнив никак не могла понять, каким образом девушка то и дело врывается в ее сны.

По правде говоря, этим утром настроение Найнив было таким плохим только отчасти из-за тревог и недосыпа. Прочее казалось совершенными мелочами, но от мелочей-то никуда не денешься, раз они все тут как тут. Забившийся в туфлю камешек не идет ни в какое сравнение с тем, что тебе голову отрубят, но если камешек досаждает уже долго, а плахи рядом не видать…

От собственного отражения никуда не денешься, а волосы свободно распущены по плечам, вместо того чтобы быть благопристойно заплетенными в косу. Сколько их ни расчесывай, медно-красный оттенок не станет ей менее противен. И Найнив слишком хорошо помнила, что на кровати за ее спиной лежит синее платье. Синее, от которого бы даже Лудильщица оторопело заморгала, да вдобавок с таким же низким вырезом, что и первое красное, которое вон висит на крючке. Потому-то она и вынуждена надеть эту столь сомнительно и рискованно облегающую сорочку. Если верить словам Валана Люка, одного подобного платья недостаточно. Кларин сейчас трудилась над парой ядовито-желтых, и уже заходил разговор о наряде в полоску. Найнив же о полосатом платье и слышать не желала.

Ладно бы он разрешил мне цвета выбирать, подумала она, яростно орудуя прутиком. Или хотя бы Кларин. Но нет, у него свои представления, что нужно, и расспросами он себя не утруждал. Кто угодно, только не Валан Люка. Он выбирал такие цвета, что Найнив иногда даже забывала о чересчур смелом вырезе. Швырнуть бы это платье ему в лицо! Однако Найнив знала, что никогда так не поступит. Бергитте щеголяла в этаких платьях без тени смущения. Да, никаких сомнений: она нисколько не похожа на ту Бергитте, какой ее описывали сказания! Нет, не то чтобы Найнив безропотно согласилась носить эти дурацкие платья лишь потому, что Бергитте ни словом не выразила протеста. Она же ни в коем разе с ней не состязается. Это просто…

— Если приходится что-то делать, — прорычала Найнив сквозь зубы, — лучше бы к этому попривыкнуть.

— Что ты сказала? — спросила Илэйн. — Если что-то говоришь, то будь так добра, вынь изо рта эту штуку. Иначе ничего не понять.

Утирая подбородок, Найнив сердито покосилась через плечо. Илэйн сидела на своей узенькой койке, подобрав под себя ноги, и заплетала крашеную косу. Девушка уже успела нарядиться в белые штаны, сплошь расшитые стеклярусом, и белоснежную шелковую блузку, с воротом из кружевных оборок, которая казалась чересчур прозрачной. Расшитая блестками белая курточка лежала на кровати. Белая! У Илэйн тоже было два костюма для выступлений, и третий уже шили, все белые, пусть даже и с блестками.

— Если ты, Илэйн, решила одеваться подобным образом, то хотя бы не сиди так. Это неприлично.

Илэйн угрюмо посмотрела на Найнив, но все же опустила обутые в мягкие туфли ноги на пол. И вскинула подбородок в свойственной ей манере, чего Найнив просто терпеть не могла.