Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей объяснил, кто он, зачем шел в Якутск, передал не отобранный дежурным ультиматум корнета Коробейникова. Председатель прочитал ультиматум, небрежно отшвырнул, сказал убежденно:
— А все-таки шпион!
Андрей не стал спорить, торопясь вызвать сочувствие к людям, оставшимся в Аллах-Юне; он рассказал об их трагическом положении и попросил о помощи.
— Им уже ничего не нужно. Все уничтожены врагами, кроме одной женщины...
— Как ее зовут? — быстро спросил Андрей, и робкая надежда встрепенулась в его сердце.
— Мне не передали ее имени. А вам-то какое дело до женских имен?
— В Аллах-Юне я оставил жену.
Какая-то светлая искра промелькнула в свинцовых глазах председателя,
— К сожалению, не знаю имени женщины, оставшейся в живых. Бандиты увели ее в Охотск, а всех остальных прикончили, так донесли охотники — свидетели расправы в Аллах-Юне,— ответил председатель, но, спохватившись, спросил подозрительно:— Почему оказались у корнета Коробейникова?
Андрей снова объяснил.
— Сомнительный вы человек. А нам сомнительные и подозрительные не нужны, пока попридержу до выяснения личности.
А восстание тем временем ширилось. Несколько тысяч мятежников готовились к штурму Якутска. Гарнизон и горожане попали в тяжелое положение: не хватало бойцов, оружия, боеприпасов. Ревком объявил город на военном положении, по ночным улицам ходили патрули, всех подозрительных отводили в комендатуру. Ревком обратился за помощью к Реввоенсовету Пятой армии. Из Иркутска радировали, что посылают большой, хорошо вооруженный отряд под командой партизана Каланда-рашвили. Отряду предстоял трехтысячеверстный путь в суровых условиях зимы, в опасной атмосфере засад и тайных ловушек противника.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Стояла заиндевелая ночь.
На почтовой станции было многолюдно, по лавкам сидели полураздетые вооруженные люди, в дымном свете коптилок взблескивали кинжалы, рукоятки сабель, насечки кавказских поясов, ордена. Русская речь перемежалась грузинскими словечками, чеканным говором латышей, сюсюкающим акцентом бурятов.
В центре общего внимания находился длинноволосый, с роскошной бородой, пожилой человек с красивым лицом, с черными веселыми глазами. Был он в черкеске, но в меховых пыжиковых торбасах, поверх черкески еще была безрукавка из желтого хрома; орден боевого Красного Знамени мерцал на груди.
Нестор Каландарашвили — новый командующий войсками Якутии и Северного края — со своим штабом ночевал на почтовой станции таежного тракта. До Якутска оставалось несколько переездов, долгий путь близился к концу. Командиры и бойцы экспедиционного отряда страшно устали от изнурительной дороги, и командующий приказал устроить продолжительный привал. Бойцы плотно поужинали, выпили по стопке спирта, выданной из неприкосновенных запасов, и улеглись спать по домам таежного поселка.
Командующий со штабом разместился в школе, но теснота, чад коптилок, спертый воздух угнетали и-командиров, и самого Нестора.
— Что приуныли, орлы? — спросил Нестор, обращаясь ко всем сразу. — Недурно бы сейчас по стаканчику доброго кахетинского, да нет у меня солнечного вина. Кацо,— обратился он к интенданту,— что там у тебя осталось?
Интендант подал жестяные кружки, соленые грибы и ломтики черного хлеба.
— Поднимаю тост за боевой дух, за прошлые и будущие победы! Еще выпьем за окончание нашего похода. Сколько походов мы совершили, а сколько придется еще совершить! — Сочный, вкусный баритон Нестора звучал душевно и ободряюще.— А почему не весел Строд, отчего приуныл Асатиани?
— Что-то тревожно на сердце. Разведчики постоянно доносят: на нашем пути появляются подозрительные личности. Не сомневаюсь, лазутчики мятежников,— ответил начальник штаба Асатиани.
— Тогда усиль боковую разведку. Высылай разведчиков вперед отряда. Нас же две тысячи человек, даже в якутской тайге не укроешься.
— Я так и делаю, но разведчики возвращаются с пустыми руками. Еще не задержали ни одного лазутчика.
— Они ж лесные люди, встали на лыжи — и поминай как
звали,— сумрачно отозвался начальник головного эшелона латыш Ян Строд.
— У меня самые храбрые, самые умные командиры Асатиани да Строд. И что же они сегодня скисли? А кого мы только не били, орлы! Колчаковских генералов били, японцев под Ганготой лупили, чешских легионеров гнали, барону Унгерну шею накостыляли,— рассмеялся Нестор. — Прошли по забайкальским сопкам, через монгольские степи, тогда я не видел у вас унылых физиономий. Выпей, Строд, выпей, Асатиани, для подъема духа. — Нестор похлопал по плечу командиров, и большие глаза его заискрились.
Командиры выпили.
— Выйду на воздух,— поднялся Строд.
— Нам ли пугаться, Строд, мятежников с пистонными ружьями! Мятежных охотников да рыбачков станем разоружать словом правды, а не пулями. Якутов я видел, а тунгусов не видел. Якуты — добрый, простодушный народ, и тунгусы, думаю, их не хуже. Приедем в Якутск, разберусь кто враг, кто друг. Революционным чутьем определю,— добавил Каландарашвили.
- — К революционному чутью нужен строгий расчет,— все с той же сумрачностью возразил Строд.
— У тебя расчет, у меня порыв. Сердце часто подсказывает лучшие решения, чем самый трезвый ум,— возразил Нестор.
Строд. вышел на мороз и глубоко вздохнул, воздух, выдохнутый им, предостерегающе зашуршал, шуршание снежных кристаллов послышалось со всех сторон. В небе, непроницаемом от черноты, стояла белая луна, косяки ее света висели между пихтами. Следы копыт, человеческих ног казались выпуклыми на снегу, заиндевелые лошади дремали у распряженных саней.
От призрачного света душа Строда наполнилась белым безмолвием Севера. Он стоял как в забытьи, удивляясь тому, что снова оказался в тайге и, бог весть, выберется ли из нее.
Резко заскрипел снег. Строд обернулся. К нему подходил Асатиани.
— Тоже решил подышать свежим воздухом, но сразу дух перехватило. Черт знает какие морозы стоят! — сказал Асатиани.
— Дыши, но не говори. При «шепоте звезд» можно опалить легкие, и ты — жертва чахотки.
— Шепот звезд,— очень тихо и почему-то печально повторил Асатиани. — Поэтическое название дали якуты самым страшным таежным морозам. Почему?
— Не знаю, но думаю, они просто обожествляют грозные силы природы.
— Ты весь закуржавел, Строд.
— Сейчас и ты побелеешь. Стой и молчи.
052 -
1 ,
Они подняли головы к звездному небу, и каждый вспоминал свои небеса. Отроду чудилось косматое от сивых туч латвийское небо, Асатиани видел влажный густой синий бархат грузинских высот, но каждый думал об одном и том же — о тайге, таящей неожиданные опасности. Здесь можно ожидать всяких случайностей— от снежных ураганов