Осень подходила к концу. Настало время заниматься дайконом. Собранные овощи уже две недели сушились во дворе на веревках, натянутых между бамбуковыми стволами, словно выстиранное и забытое белье. Первым делом мы с Чунгом сняли их и перенесли к дверям подвала. Несколько дней без перерыва я срезал ботву, чистил дайкон и резал его на крупные куски.

Кроме того, я ведрами носил с колодца воду и мыл редьку, сначала руками, а потом отскребая щеткой очень жесткие «енотовые волосы». Теперь редька была готова для такуана, особого способа заквашивания. Подражая действиям Чунга, я посыпал дайкон, предварительно залитый водой, полными горстями соли, а затем приготовленный таким образом рассол мы закрывали деревянными крышками. Бочки мы переносили в цукэмоно-бея, наш подвал-хранилище, в котором было уже много засоленной другим способом китайской капусты, которую мы называли хакусай. Через несколько дней мы открывали бочки, чтобы убедиться, что процесс закваски начался. После этого мы укладывали на крышки большие камни, чтобы дайкон впоследствии не всплывал на поверхность. Бочки оставались закрытыми несколько месяцев, точнее — до завершения зимнего периода упражнений.

Такуан символизировал собой здоровье. Завершив засолку, мы были обеспечены едой на долгие зимние месяцы, а кроме того, имели кое-что и для продажи на сельских базарах. Такуан сам по себе порождал уверенность в будущем.

Самый приятный период обучения наступил, когда Чунг решил открыть мне некоторые тайны своего мастерства. Он стал уводить меня за стены монастыря, глубоко в лес. Показывал на растение и говорил его название. И молчал. Увидев, что я ожидаю от него чего-то еще, Чунг поворачивался ко мне, смотрел в лицо и говорил: «Школа Обаку одну часть блюд поделила так, что некоторые предназначены ученикам, а некоторые учителям. Но ты увидишь, что ученики питаются лучше». Я поневоле улыбался. Сам не знаю, как мне удавалось запомнить столько растений, названий которых я раньше не слышал, а тем более — уметь их различать. Со временем я узнавал все больше о каждом из них. И прежде всего, какие растения съедобны, а какие — ни в коем случае нельзя даже пробовать. Впоследствии я различал все виды диких горных трав и листьев, изучил свойства ромашки, щавеля, одуванчика, прялки, бутонов вистарии, петрушки, клевера, красных бобов.

Когда выпал снег, Као Чунг стал водить меня в свое царство — небольшое помещение за кухней с отдельным входом. Здесь на деревянных полках в строгом порядке располагались сотни бутылочек, закрытых стеклянными пробками, с надписями на кусочках бумаги, прилепленных ко дну. Когда я вошел туда в первый раз, меня поразил запах, казалось, все цветы и снадобья собраны здесь; дух был приятный, но тяжелый. Помнится, ученики, раньше работавшие у Чунга, говорили об этой комнате, хранящей его мастерство.

Повар показал мне на бутылочки с надписями «нори», «комбу», «гома»:

— Это кочанный салат с пряностями, водоросли и семена кунжута. Их добавляют к изысканному блюду под названием удон, которое готовится из лапши пшеничного теста. Она кладется в соус, в который входит суп из сушеных грибов, наструганного дайкона, мелко нарезанного зеленого лука, имбиря и еще кое-чего.

Потом Чунг приготовил на кухне это блюдо. Он сказал мне, что готовит его редко, поскольку оно предназначено лишь для торжественных или заранее оговоренных случаев, например, после длительного поста.

Мне потребовалось время, чтобы провести границу между традиционной монастырской едой и тем, что было отличительным знаком того или иного повара. Каждый из поваров соблюдал основные правила (приготовления пищи для монахов), однако дополнял их своими личными, с большой любовью и тщанием выверенными пропорциями и сочетаниями. Приготовление блюд из, казалось бы, традиционных продуктов отличалось не только в разных школах, но и в разных монастырях. И это было одной из причин большого уважения роси к поварам.

Чунг научил меня готовить пироги моти, которыми славился наш монастырь. Их пекли только перед Новым годом. У моти был очень простой состав — дробленый рис, который варился очень долго.

Повар показал мне также блюдо, готовившееся из гороха и кунжута. Оно называлось мафу. Под руководством Чунга я научился делать еще одно очень вкусное и весьма непростое кушанье.

Где-то на полпути Сунга и императорских стражников, провожавших мастера домой, захватил первый снег. Он шел густо, засыпая тропы и дороги, и воины с большим трудом пробились к селению.

Они оставили Сунга перед воротами Храма бамбука. Сунг не мог припомнить, чтобы возвращение сюда когда-нибудь так его радовало! Однако радость была недолгой.

В комнатах его встретил один из мастеров-каллиграфов:

— Господин, я остался встретить тебя, потому что кто-то должен охранять дом.

— Спасибо, но это излишне. Ты знаешь, что это всегда делает Чиё.

— Поэтому-то я и нахожусь здесь против своей воли. Ее нет уже два дня.

Возле отцовского меча Сунг увидел свиток.

Дорогой Сунг Шан,

я знаю, что мой уход причиняет тебе боль, но призыв, которого я ждала, не выбирает времени. Там, где я сейчас, мне не будет так хорошо, как с тобой. Однако я ушла, чтобы мы вновь встретились. Если б я осталась, мы бы никогда больше не увиделись. Вскоре ты поймешь, почему.

Это письмо не даст ответов на все твои вопросы. На самом деле — я причина того, чему еще предстоит произойти. Я — также причина многого из того, что уже было. Если ты и дальше будешь изучать бамбук, будь уверен, — он приведет тебя к ответу, который ты ищешь всю жизнь. Твои записи станут частью важнейшего Словаря, который составляется уже несколько сотен лет. В каждом веке Судьба определяет нескольких людей, которые, сами не зная того, пополняют этот Словарь своими знаниями. В наше время ты — один из избранных.

Твоя Чиё

Сбоку от этого текста Чиё добавила:

Ребенок не в состоянии раздумывать о том, что означает быть мужчиной или женщиной. Если он даже и попытается, то заметит лишь внешние признаки, но не состояние духа. Но он знает все же, что нечто придет, когда со временем он созреет. А до тех пор он развивает свое здоровье и силу.

Ждать девушку в Храме бамбука больше не имело смысла. Сунг провел бессонную ночь, пытаясь не думать о последних событиях. Заря застала его в садовой хижине перебирающим при свете свечи образцы бамбуковых побегов. Нужно было тщательно подготовить их для далекого путешествия, которое их ждало, и записать все важные сведения. Следовало отобрать только самое необходимое.

После прихода мастеров-каллиграфов Сунг собрал их вместе и сообщил о своем скором отъезде. Он хотел попросить их заблаговременно найти себе другую работу, чтобы потеря этой не стала неожиданностью. Однако старший мастер, посоветовавшись с остальными, сказал следующее:

— Господин, мы все согласились в том, что никогда доселе, при нашем большом опыте, не работали столь хорошо и счастливо. Заслуга в этом — твоя и дорогой нам Чиё. Мы все можем найти себе новую работу, но наше общее желание — остаться в Храме бамбука. Если позволишь, школа переписчиков продолжит свою работу. Мы постараемся брать только те заказы, которые бы тебя заинтересовали. Мы достаточно долго работали с тобой, чтобы кое-что понять. Поэтому мы будем с каждого свитка делать тайком еще по одному экземпляру, которые станем посылать тебе.