тают в присутствии друг друга, словно масло, но все же пытаются держать себя в руках. После передачи, попрощавшись с телезрителями, они окончательно растеклись и размякли, смеялись, плакали, говорили чепуху, один обнимал другого, который тоже смеялся, плакал и говорил чепуху, а потом их вынесли из студии на руках под аплодисменты и крики в зале. Следующие несколько недель их новая жизнь транслировалась через бабочек-видеорегистраторов. Они везде были вместе: катались на велосипедах, загорали, ходили на лыжах, лежали обнявшись в постели. Последнее оказалось самым популярным – лежать и обниматься.

«Описать это чувство на самом деле невозможно. Мне трудно различить, где заканчиваюсь я и начинается она. Мы одно целое, и никак иначе это не описать. Людям нужно самим попробовать лежать и обниматься. Мне кажется, что объятия были недооценены в ходе истории. Объятие – это духовное упражнение. Когда двое лежат под одеялом или на диване и опустошают свое сознание, они как никогда близки к Нирване».

Ответ Салмана Рущци на вопрос «Что такое настоящая любовь?» после того, как его впарили знаменитой норвежской фигуристке Соне Гейне

Здесь не хватит места привести все статьи и дискуссии, которые появились в первые несколько лет после того, как корпорация LoveStar установила природу любви. Несметные множества поэтов возражали против этого холодного научного подхода к столь духовной и непосредственной стороне человеческой души, но у Лавстара всегда имелся наготове ответ:

«Нет ничего более телесного, чем любовь. Ничто, кроме любви, не воздействует так решительно на мозг, сердце и легкие. Любовь оказывает количественно измеряемое влияние на артериальное давление, кровоток, нервные сигналы, клетки крови и цвет лица. Дефицит любви – дело серьезнее авитаминоза, а его последствия для организма тяжелее, чем цинга. Любовь действует на иммунную систему, обмен веществ, пищеварение, желудочный сок, аппетит, психическое здоровье, волю к жизни, деление клеток, ферменты и активность гормонов. Любовь затрагивает практически каждую клетку, каждый нейрон в организме, каждую область медицинской науки, но кто же до сих пор занимался исследованием любви? Врачи? Физики-ядерщики? Биохимики? Нет, поэты и философы! Они раздумывали над нею 5000 лет и ни к чему не пришли. Поэтому неудивительно, что теперь они чувствуют себя обделенными».

«О любви и прочих демонах». Фрагмент интервью Лавстара

Поэтам так и не удалось описать истинную любовь, потому что она неописуема. Они впустую тратили время, зря сотрясая воздух. Они были довольны, только находясь безнадежно далеко от своих возлюбленных: те должны были быть за горами, за морями или вообще в мире ином. Они описывали томление, тоску и разлуку, а вот подлинную, живую взаимную любовь никто из них так толком и не выразил. Как только поэт оказывался в постели с предметом своей страсти, слов любви от него было уже не дождаться. В лучшем случае он мрачно отмахивался: «Не мешай, я пишу».

Ближе всего к истине оказались слова Аристофана об истинной любви в диалоге Платона:

«Когда кому-либо, будь то любитель юношей или всякий другой, случается встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга. Ведь нельзя же утверждать, что только ради удовлетворения похоти столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа каждого хочет чего-то другого; чего именно, она не может сказать…»

Платон, «Пир»[19]

Индриди и Сигрид были людьми просвещенными, хорошо образованными и подключенными к информации. Они должны были прекрасно понимать смысл открытия «ВПаре» и его значение для человечества; но они оказались настолько наивны, что вообразили, будто их любовь – истинная и чистая, и подтверждение от компании «ВПаре» будет простой формальностью. И пока большинство невпаренных землян зеленело от зависти, глядя на изливающуюся с экранов любовь и видя все те чувства, искренность, тепло и нежность, которых не было в их собственных неудачных увлечениях, для Сигрид и Индриди все эти разговоры об истинной любви имели прямо противоположный эффект. Они все сильнее убеждались в истинности своих чувств и не пытались их скрыть.

– Что вы здесь имеете в виду: «заключили ли вы срочный договор о временных отношениях без научного подтверждения»? – обиженно спросила Сигрид, когда пришла в банк открывать для себя с Индриди совместный счет. – Мы уже нашли свою любовь.

– У вас есть научно обоснованное заключение из «ВПаре»? – переспросил клерк.

– Заключение – это чистая формальность, – возразила Сигрид тихо, но решительно. – Мы совершенно уверены.

Кассир покачал головой:

– Вы сильно рискуете.

Индриди и Сигрид боялись всего, что могло как-то омрачить их отношения, и всегда находили подтверждения своей правоты, когда заходила речь о любви.

– Бррр, – пробормотал Индриди, читая вслух интервью с недавно рассчитанной парой. – И это у них называется настоящая любовь! Да у нас даже после ссоры лучше.

– Ты только посмотри! – говорила Сигрид, когда они, уютно устроившись под пледом на диване, хрустели попкорном и смотрели передачу, в которой молодому мужчине впарили сорокалетнюю женщину. – У меня тоже было это ощущение, когда мы только встретились. Но у меня оно осталось до сих пор, – закончила она и поцеловала Индриди.

– Мне кажется, я понял, где находится счастье, – сказал как-то Индриди и указал на точку посредине груди, примерно в области диафрагмы. – Вот здесь.

Сигрид коснулась его груди.

– Так где счастье, Индриди? Покажи мне, где счастье! Тут? – спросила она и принялась щекотать его, так что он расхохотался. – А любовь тоже тут? – продолжала она, щекоча его своими мягкими пальцами.

Внезапно Индриди посерьезнел и посмотрел Сигрид в глаза:

– Каждый раз, когда я делаю вдох, мне больно и хочется дышать вместе с тобой, вечно.

– Значит, там не твое счастье, – прошептала Сигрид. – Там мое счастье. Оно покачивается у тебя в груди, как спящая уточка, а твое счастье – у меня. – Она взяла его руку и положила себе на грудь. – Твое счастье здесь, – повторила она, и он почувствовал ее грудь, мягкую, жаркую и белую, особенно там, где заканчивался загар на шее.

Возможно, кому-нибудь показалось бы, что Сигрид и Индриди чересчур сюсюкают друг с другом, но им нравилось быть такими. Быть откровенными друг с другом, говорить все как есть и чувствовать, как в груди что-то щекочется.

После того как компания «ВПаре» развернула свою работу, парк развлечений Лавстара стал не только средоточием смерти в мире, то есть конечной точкой жизни, но и средоточием любви и научно обоснованного счастья,