— Тот самый? — приподнял брови председатель КГБ. — «Айвен» с Чайковки?

— Да, Юрий Владимирович, тот самый. Профессионал. Служил в морской пехоте, окончил Гарвард, по-русски говорит без акцента, да и китайский для него, как родной.

— Понятно… — Андропов снял очки, и отер лицо, жмурясь и морща нос. — Ну, форсировать с «Гвидоном» не будем, а то еще засветим. Пусть американцы получше заглотят крючок с наживкой, желательно, вместе с поплавком!

Питовранов кивнул.

— Колби уже доложил о предикторе Джеральду Форду. Если тот поверил, то обязательно спросит о втором сроке — и мы вступим в игру.

— Понятно… Годится. Что по Польше?

— Информация подтверждается, Юрий Владимирович, — генлейт деловито пролистал распечатки, лиловые от печатей и штампов. — Мои люди в ПОРП[20] сообщают, что объем зарубежных займов уже превысил все разумные пределы. Да, уровень жизни поляков временно повысился, но инфляция тут как тут. Идея, вроде бы, была неплоха — отгрохать на деньги империалистов современные заводы, а потом толкать на Запад продукцию. Однако пшеки не учли, что рынок давно поделен, да и кризис бродит по обе стороны Атлантики. Если все так и дальше пойдет, то уже через пару лет Польша будет вынуждена тратить на обслуживание внешнего долга до девяноста процентов всей выручки от экспорта! И толку тогда от тех займов? В рабочей среде нарастает брожение — это выглядит естественно, если не знать, что недовольство умело раздувают из-за рубежа. Особенно стараются ЦРУ и немецкая БНД, а главное подполье окопалось в Варшаве, Гданьске и Кракове — католики, студенчество, интеллигенция всех мастей…

Андропов шлепнул ладонью по столу, останавливая Е Пэ.

— Для зачина довольно, — пробурчал он. — По всему выходит, что Миха гасит сразу два кризиса — нынешний ближневосточный и будущий польский… Хотя почему — будущий? Недовольство уже зреет! Цены растут, и полякам это оч-чень не нравится. Да и не столь давние расстрелы тоже памятны. Так что американцам и этой… — Ю Вэ выговорил по слогам: — Бундес-нах-рихтен-динст остается лишь подкидывать дровишек в костер. Кстати, о БНД. В прошлом году немцы завербовали парторга вашего отдела,[21] Лёньку Кутергина. Оперативный псевдоним — «Виктор».

Питовранов побледнел. Вздрагивающими пальцами распустил узел галстука.

— Это… от Михи? — сипло выговорил он.

Юрий Владимирович кивнул. Его резануло жалостью. После смерти Сталина Женьке досталось крепко, он едва не угодил в отверженные, как соратник Берия. Хрущев до поноса боялся Лаврентия Палыча, потому и мстил за свой страх. Досталось не только «великому и ужасному» наркому, но и «верным бериевцам», вроде Судоплатова или Питовранова.

Обида гложет Е Пэ. Ну, несправедливо же! За что его задвинули на обочину, обошли чинами и званиями? За верную службу?

И не потому ли Женя стал падок на лесть? Не хватает ему похвал да наград, а Кутергин умеет пылко лизать начальственный афедрон…

— Вы слишком долго спускали… хм… шалости своему заму, — чуть заметно скривился Андропов. — Сколько раз его ловили на излишнем любопытстве? Да сядьте вы, а то еще грохнетесь!

— Эге-ге… — тоскливо затянул Питовранов, усаживаясь. — Все так неожиданно…

— Ожидаемо, — метнул председатель КГБ, насупясь.

— Это Крючков пристроил Лёньку! — встряхнулся Евгений Петрович. — Я знал, что Кутергин — «засланный казачок», так ведь свои же… Володька весь на нервах был, до того вызнать хотел, чем же мы тут, в отделе, занимаемся!

— Я в курсе, — Андропов поднялся, махнув рукой суетливо дернувшемуся Е Пэ — сиди, мол, — и прошел к двери на балкон, задернутой плотными шторами. Раздвинул их чуток, впуская день. Через двойные рамы тяжело продавливались уличные шумы. — Отсюда окна моего кабинета видать… Надеюсь, ваш зам не посвящен в детали операций «Интеграл» и «Ностромо»?

— Нет-нет! — заторопился Питовранов, привставая. — Все известно только мне одному!

— Годится, — помягчел председатель КГБ. — Крючкова я сам поставлю в известность, а то он с ума сойдет от беспокойства. Ничего пока по Кутергину не предпринимайте. Подумаем, как его лучше использовать. И вот что… Выпейте-ка!

— Я?.. — растерялся Е Пэ.

— А кто ж еще? — хмыкнул Ю Вэ. — Давайте, давайте! И чего-нибудь покрепче, а то вы бледный впрозелень. Коньячку себе плесните, или водочки… Подлечитесь!

— Слушаюсь… — слабым голосом отозвался Питовранов, свинчивая пробку с плоской бутылки «Хеннесси». Подлив в бокал на два пальца, он не стал ждать, согревая коньяк в ладони, а сразу забросил внутрь.

«Лекарство» пошло впрок — щеки Е Пэ зарозовели.

— Ну вот, как живой! — загнул Андропов.

Евгений Петрович не выдержал, расхохотался хрипло, словно выталкивая из себя накопившиеся страхи и тревоги.

Ю Вэ, посмеиваясь с долей снисхождения, подлил себе из синей бутылки. Наэлектризованная атмосфера помаленьку разряжалась.

— Моя очередь, — Андропов уселся за стол, и подтянул брюки во избежание «пузырей». — Помните, какой визг поднялся в МИДе, когда задержали Шевченко? — он даже зажмурился от удовольствия, вспоминая недавний триумф. — О предателе нам сообщил Миха — в крайнем своем послании.

— Да-а… — затянул Питовранов, усмехаясь уголком рта. — Это была бомба!

Юрий Владимирович кивнул, дотягиваясь до бокала.

— В том письме Миха рассказал о бомбе куда большей взрывной силы, — задумчиво проговорил он, изрядно отхлебнув. — Речь о бандеровцах, пролезших в райкомы и обкомы, в министерства и ЦК КПУ. Никита долго заигрывал с этими подонками — и заигрался.

— Эге-ге… — с Е Пэ можно было писать картину «Прозрение». — Так вот почему Хрущева наград лишили… Посмертно. А я-то думал…

— Шеварднадзе сняли по той же «статье» — за национализм. Начинается новая «чистка», Женя.

— И вас это не тревожит? — вяло удивился генерал-лейтенант.

— Нисколько. — Андропов отпил и подвигал губами, будто жуя вино. — У нас развязаны руки. Буквально с завтрашнего дня оперативная игра «Каскад»… хм… с закордонными частями ОУН разворачивается в широкомасштабную операцию. Поможем всем выявленным националистам и их пособникам переехать на новое место жительства. — Он коротко усмехнулся. — Сибирь велика… А вам, Женя, задание: выяснить, куда «невинные жертвы кремлевского режима» переправляли свои нетрудовые доходы, в каких банках прятали.

— Понял, Юрий Владимирович. Буду думать! — Питовранов, словно исполняя обещанное, смолк, беспокойно барабаня пальцами. — Давно хотел спросить… сказать… — он опасливо глянул на председателя КГБ. — Может, я и не вовремя… Вы же видите, Юрий Владимирович, что нынешний курс ведет в никуда? Не пора ли сменить нашего «великого кормчего»? И вообще — «подправить» систему? — Е Пэ засуетился. — Вы бы стали президентом СССР, Косыгину самое место — рулить Советом Министров, а Машеров пусть партией руководит!