Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миссис Альфред Джеймс воплощала в себе все те достоинства, которых у самой Элис не будет никогда. Элис понимала, что ее белокурые волосы должны были сочетаться с голубыми глазами, чтобы сделать ее внешность выразительной, на лице не должно было быть веснушек, а груди должны стать более округлыми.
Микаэла Джеймс была прекрасна и умела пользоваться своей красотой. Ее, похоже, совершенно не заботило, что подумает о ней свет. Элис в глубине души стремилась к той же свободе, но вся трудность заключалась в том, что она часто жила так, как хотелось ей самой, а потом страдала от последствий собственных поступков. Глядя на эту женщину, Элис, всегда считавшая себя умной и волевой, столкнулась лицом к лицу с силой, которой, как оказалось, она не обладала. Сумеет ли она когда-нибудь ее обрести? Сможет ли научиться этому беззаботному отношению к жизни?
– Что бы вы обо мне ни думали, миссис Джеймс, это к делу не относится. Вы готовы свидетельствовать в суде, если в том возникнет необходимость?
– Да, да. Я скажу им, что он все время был здесь, со мной.
– Он был здесь?
На мгновение ее собеседница замерла, но потом снова беспечно рассмеялась:
– Да, он был здесь, пока мы вместе не отправились в «Найтингейл-Гейт». Вы когда-нибудь видели его спальню, мисс Кендалл?
Однако эта внезапная перемена темы уже не могла отвлечь Элис.
– Благодарю вас за то, что уделили мне время, миссис Джеймс. Ваше свидетельство мне не понадобится. Всего хорошего.
Она не стала дожидаться ответа или появления лакея, который проводил бы ее вниз. Возмутительно! И как только Лукас посмел поставить ее в такое глупое положение?
Спустя каких-нибудь двадцать пять минут Элис протиснулась мимо ошеломленного Брутуса в главный зал мужского клуба и тут же подняла глаза на верхнюю галерею. Как она и предполагала, Лукас сидел в своем кожаном кресле, занимаясь делами. Элис решительно взлетела вверх по лестнице, прежде чем Брутус успел ее остановить.
– Зачем вам понадобилось заставлять другого человека лгать в вашу пользу?
Брутус, едва дыша, ворвался вслед за ней в кабинет. Лукас откинулся на спинку кресла, подперев руками подбородок. Его демонстративно невозмутимая реакция на ее ярость еще больше вывела Элис из себя.
– За кого вы меня принимаете? За дурочку? – осведомилась она гневно.
– Нет, хотя бросаться на шею первому попавшемуся олуху вроде Кларка Киттриджа кажется мне верхом глупости.
«Особенно после того, как побывала в объятиях Лукаса», – мысленно закончила Элис его фразу.
Поток ее мыслей вдруг резко прервался. Ей не хотелось признавать, что она чувствовала себя смущенной.
– Я никому не бросалась на шею!
– Тогда как вы назовете то небольшое представление, свидетелем которого я стал у вас в конторе?
– Простым проявлением вежливости.
– Черта с два!
– А почему вас это так волнует? И какое это имеет отношение к тому, что вы солгали мне насчет своего алиби?
– Вы сами говорили, что мне нужно алиби. Микки предложила мне свою помощь.
Микки? Элис плотно сжала губы.
– Кроме того, – продолжал он, – мне не нравится, что мой адвокат спит с человеком, который является моим главным обвинителем. Или, если можно так выразиться, мечтает с ним переспать.
– Что? – выпалила она.
– Я сам видел, какими глазами вы смотрели на Киттриджа. От негодования Элис чуть было не лишилась дара речи:
– Как вы смеете говорить мне такое! Я… я бы никогда…
– Избавьте меня от ваших объяснений, милочка. – Взгляд его стал холодным и беспощадным. – Вы заискиваете перед этой тряпкой Киттриджем и при этом еще подозреваете меня в убийстве.
– Это потому, что вы, вероятно, и есть убийца!
Послышался ее прерывистый вздох, и затем в комнате воцарилась тишина. Элис сама не могла поверить в то, что сказала.
– Извините. Я совсем не это имела в виду.
На его лице появилось зловещее выражение, от которого по спине у нее невольно пробежал холодок. Лишь очень немногие люди осмеливались перечить этому человеку.
– Нет, именно это. Иначе бы вы не повторяли то же самое столько раз. Мне все равно, что подумает обо мне Грейсон. Я не желаю, чтобы вы занимались моим делом.
Элис затаила дыхание, голова у нее пошла кругом.
– Что? – переспросила она.
– Я отказываюсь от ваших услуг, мисс Кендалл. Мне безразлично, даже если мне придется защищать себя в суде самому. Я не хочу вас больше видеть – ни в юридической конторе, ни где бы то ни было.
Ее плечи тут же распрямились, как у военного. Чувство унижения сменилось приливом гордости.
– Что ж, хорошо! Я соберу все бумаги и завтра же утром перешлю их вам.
– Договорились.
Какое-то мгновение Элис стояла неподвижно, пытаясь понять, что она сейчас чувствует. «Ничего, кроме свободы и облегчения», – настойчиво твердила она себе.
Круто развернувшись, девушка устремилась мимо удивленного ее поспешностью Брутуса к парадной двери и вскоре оказалась на знойной душной улице. Но не успела она добраться до городского дома по соседству, окруженного рабочими и грудами песка, как волнение в крови улеглось и действительность начала понемногу проникать в ее сознание.
Ей только что указали на дверь.
От этой мысли у нее неприятно засосало под ложечкой. Как ни трудно ей было в это поверить, но она потерпела неудачу, и теперь ее попеременно бросало то в жар, то в холод.
До сих пор она не знала поражений – по крайней мере, в том, что касалось ее учебы и нынешней работы, поправила себя Элис, глубоко вздохнув. Неудачи в отношениях с людьми стали для нее обычным делом – во всяком случае, с людьми, которые не были связаны с ней кровными узами. А ее родные должны были ее любить.
Она брела куда глаза глядят, не останавливаясь до тех пор, пока ей на пути не попалась маленькая девочка с букетом полевых маргариток. Элис вдруг снова почувствовала себя пятилетним ребенком на кухне у Уинчестера Пула. Он тогда подарил ей маргаритку, сорванную с клумбы в Бостон-Коммон. Однако когда она принялась перечислять по пунктам его преступления против города, которому принадлежал парк, он тут же вырвал стебелек из ее пухлых ручек и, оборвав один за другим хрупкие лепестки, приказал ей убираться к себе домой.
Так закончилась ее первая любовь. Так закончилось ее первое крупное дело. Две совершенно разные вещи, но почему-то сейчас, когда она стояла под палящим летним солнцем, они вызывали в ее душе одни и те же схожие чувства – пустоты и одиночества.
ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ В УБИЙСТВЕ ВЫБИРАЕТ СВОИМ АДВОКАТОМ ЖЕНЩИНУ