— Сам бы хотел знать, — помрачнел Бурцев. — Ладно, дальше сказывай.

— А чего тут сказывать-то… Погоревали, да делать нечего — пошли, куда шли. Збыслав провел нас по тайным тропам через ливонские земли. Выбрались к Пскову. Пристали к князю Александру. Отбили с ним изгоном город у немчуры. Александр Ярославович нас в бою заметил, обласкал. Бурангулка вон нынче опять в юзбашах ходит. Да и я тоже сотню возглавил. Збыслав и ватажники дядьки Адама пока с нами.

— Что ж, большим человеком стал, Дмитрий. Поздравляю!

— Да уж не маленькими. А у вас кто за воеводу? Ты или тот — с бунчуком?

— Вообще-то Кербет. Только воеводствовать ему нынче не с руки. Помощь бедняге нужна, да поскорее.

Горец в самом деле выглядел неважно. После длительного перехода раненый джигит едва держался в седле. Бледный, глаза закрыты, намотанный на руку повод обвис… Бедняга, казалось, спал, не воспринимая уже ничего из происходящего вокруг. Лишь благодаря многолетней военной выучке черкес еще не валился с коня.

Краткий приказ — и два воина помогли раненому покинуть седло, аккуратно уложили на расстеленную попону. Прикрыли теплым плащом. Еще четверо спешно сооружали узкие носилки из копий и натянутого полотнища. Такие удобно вешать меж конями. С такими ушел к Взгужевеже отряд Шэбшээдея.

Горец лежал неподвижно. Плохо, очень плохо…

Дмитрий — помрачневший, посерьезневший — снова повернулся к Бурцеву:

— Так это и есть бесстрашный Кербет? Наслышан, наслышан… По ведь он, коль не ошибаюсь, вместе с Домашем Твердиславичем в дальний разгон к Моосте отправился. А с ними немалый отряд ушел. Что там стряслось, Василь?

— Нет, Дмитрий, больше ни Домаша, ни храбрецов его. Все в Моосте полегли. Лютой смертью погибли.

— Ливонцы?

— Хуже. Союзники у них появились новые. Опасные союзнички.

Взглядом Бурцев указал на эсэсовца. Медведеподобная фигура Дмитрия склонилась над пленником. Отто испуганно замычал.

— То-то я смотрю, одежда на нем не нашенская. И не немецкая вроде. Совсем уж чужеземная какая-то одежда… И телега, говоришь, тоже его?

— Вообще-то, у этих ребят телеги поопаснее имеются… И не только телеги. Летающие машины, например.

— В самом деле? Летала тут недавно какая-то тварь. В ельнике мы от нее спрятались, но рассмотреть успели. То ли змей поганый, о которых старики сказывают, а то ли сам дьявол…

— «Мессер», — нахмурился Бурцев.

— Что?

— Долго объяснять. И лучше сделать это при князе. Слушай, Дмитрий, мне к Александру Ярославичу попасть надо. Срочно.

— Да уж понял я, не дурак… И Кербета опять-таки спасать нужно. Носилки вон уже готовы.

Новгородец рявкнул хорошо поставленным командирским голосом:

— По ко-о-оням!

Бурцев шагнул к мотоциклу — у него тут свой конь имелся. Пленника водрузили обратно в коляску, не особенно заботясь об удобстве эсэсовца. И плевать! Конвенция о правах военнопленных в тринадцатом веке не действует.

Кербет все же не дотянул до лагеря. Совсем чуть-чуть не дотянул: по дороге скончался черкес. Горлом — обильно и вдруг — пошла кровь, и сделать уж ничего нельзя было. На носилках к новгородскому стану доставили теплое еще тело.

Бурцева, Освальда, Сыма Цзяна и Ядвигу остановили лагерные дозоры. Забрали оружие, отвели подальше от мотоцикла и пленного эсэсовца в коляске. Правда, больше дозорные ни на что не позарились. Не тронули даже пухлый кошель Ядвиги. А Бурцеву позволили оставить при себе безобидный на вид футляр с биноклем фон Берберга. Видимо, приняли за ковчежец, вроде того, в котором под видом святых мощей фон Берберг прятал пистолет.

Князь Александр Ярославич пожелал без промедления выслушать Дмитрия, потом позвал к себе в шатер Бурангула и Юлдуса. Затем прислал воинов за бывшим омоновцем, польским паном, кульмской красавицей и китайским мудрецом. Дмитрий шел рядом, по пути отвечая на вопросы спутников. А уж они спрашивать не стеснялись.

Новгородская рать, по словам русича, состояла из множества крупных и мелких отрядов, с которыми непосвященному не враз и разобраться. Отдельное воинство собирали в поход уличанские и кончанские старосты. Выделяли и снаряжали оговоренное количество ратников для него улицы и городские районы — концы. Всего таких отрядов насчитывалось пять — по числу концов Торговой и Софийской стороны Новгорода: Славенский, Плотницкий, Неревский, Загородский и Гончарский. Над каждым кончанским полком стоял воевода, громче других прокликанный на вече.

Кроме того, своя дружина имелась у князя. Часть собственной гвардии выделил для похода и новгородский епископ владыка Спиридон. Многие именитые бояре и богатые купцы тоже вели за собой малые дружинки. Да и за посадником шли вой-гриди из гарнизонных отрядов, получавших жалованье за службу. Плюс посадское ополчение. Плюс ватаги добровольцев-повольников всех мастей со своими вожаками.

Немудрено, что при таком количестве военачальников и военачальнишек новгородцам приходилось приглашать со стороны авторитетного князя, хотя бы на время проведения военных кампаний. Управлять-то и торговать Новгородская республика моглa сама по себе. Силенок у местных олигархов на то хватало. Но вот воевать…

Только княжеская фигура способна была создать подобном войске хотя бы видимость единоначалия. Впрочем, тут тоже все зависело от личности князя. Сильный духом, гласом и телом полководец превращал разношерстную гудящую толпу в дисциплинированное войско. Слабый же получал главенство над ней лишь формально.

Судя по порядку, царившему в лагере, Александр был из сильных. Не без конфликтов — после Невской битвы строптивое боярство уже изгоняло Ярославича из вольного города, но он все же заставил считаться с собой даже самых непокорных, гордых и свободолюбивых представителей новгородской элиты. Да, было, да, прогоняли… Зато потом — как нависла немецкая угроза — униженно просили вернуться обратно, звали в голос на княжий стол. И ныне двадцатидвухлетний Александр мог отдавать приказы, не опасаясь, что они не будут исполнены.

Бурцев слушал объяснения Дмитрия, шел меж костров и шатров, дивился… Дежавю какое-то получается. Год назад Дмитрий точно так же вел его по лагерю Кхайду-хана. И вот опять выступает в роли гида. Правда, теперь вместе с Бурцевым следуют поляк с полячкой и китаец. А позади бряцает оружием эскорт из настороженных княжеских дружинников: гостей вели корректно, но под охраной.

Воинский стан новгородцев здорово отличался от татаро-монгольского лагеря. Степняки предпочитали разбивать стоянки на открытых местах. Русичи же лесов не боялись. Новгородцы умело расположились в густом ельнике, окружив себя невидимыми, неслышимыми, но зоркими и чуткими дозорами. Далеко вперед ушли разведывательные разгоны, по округе рыскали зажитные отряды, обеспечивающие прокорм войска.

Лесной лагерь был компактнее татарского. Оно и понятно: Кхайду-хан пришел в Польшу с тремя туменами. Здесь же людей было раза в два меньше. И гораздо, гораздо меньше лошадей. Позволить себе биться в седлах могли лишь немногочисленные княжьи, боярские и купеческие дружинники, посадские гриди, вой владыки Спиридона да особо богатые и удачливые повольники.