Лорд Грейсток назвал найденыша Фербишем Вшивогоном, ибо ребенок выглядел на удивление чистым и аккуратным, когда его нашли в грязном хлеву. Надо сказать, что в Веселой Англии тех дней такое имя считалось очень красивым и было признаком большой любви к ребенку, несмотря на то, что в народе так называли herba pedicularis, или вшивицу, цветок наподобие львиного зева. Воистину, никто не смог бы назвать растение ни точнее, ни красивее.

Шли годы, и вот уже Фербиш Вшивогон стал крепким мужчиной, очень хитрым, но и очень веселым. Помимо трех законнорожденных сыновей, у него еще было семь незаконнорожденных детей разного пола. Увы, в расцвете сил он пал ужасной смертью в крестовом походе против темнокожих сарацин, которые силой удерживали Святую Землю. Люди утверждают, что он оставил свой след в веках скорее своим распутством, чем верностью священному брачному ложу, ибо его честь судья П. Дж. Фармер, который превосходно разбирается в генеалогии и преданиях старины, не раз говаривал (по словам многих людей с хорошей репутацией), что после того крестового похода единственным продолжателем рода Грейстоков по мужской линии стал не настоящий, а, так сказать, ложный Грейсток — плод преступной связи леди Грейсток с упомянутым выше плутом, Фербишем. Если это так, то благородный род Грейстоков (в котором когда-то были одни паписты, а сейчас, как говорят, сплошь добрые англиканцы), в сущности, берет свое начало от незаконнорожденного плебея. Многие считают это сказкой, но в каждой сказке есть доля правды.

С математической точностью можно утверждать только одно: в ту ночь, 26 июня 1914 года, в организме виконта Грейстока содержалась ровно одна шестнадцатая часть генетической информации, которая составляла нейрогенетический шаблон сэра Джона Бэбкока, тогда как в организме кузена виконта Грейстока, Джакомо Челине, содержалась ровно одна четвертая часть генетической информации Хагбарда Челине, который шестьдесят лет спустя сообщит внучатому племяннику егеря сэра Джона, что врага нет нигде.[37]

Даже самые ужасные события почти никогда не лишены иронии, которая словно напоминает нам о том, что в этом мире не существует бессмысленного зла. После того, как в комнате сэра Джона треснуло зеркало, он начал постепенно и кое-как приспосабливаться к двадцатому веку, но чем лучше ему это удавалось, тем коварнее его окружали ужасы и адские образы предыдущих столетий. Сначала треснувшее зеркало доставляло ему лишь незначительные неудобства: в своем искаженном и зазубренном отражении он видел некий отвратительный и даже угрожающий символ темной стороны таинственной силы вриль. Эта сила атаковала его сквозь брешь, открывшуюся в его душе под действием плотских желаний, пробужденных — и возможно, вполне намеренно — таинственной Лолой и ее откровенными словами о ритме акта любви и красной кобре желания. После землетрясения, которое совпало во времени с кошмарным сном, у сэра Джона зародилось определенное подозрение. Это подозрение росло и росло, как бы он ни старался от него избавиться. Вскоре он был уже почти уверен, что встретил настоящую ведьму, и что мир средневековья, который он так долго изучал, оживает вокруг него.

Спальня больше не казалась ему уютной и безопасной, не в последнюю очередь из-за расколотого зеркала и живущих в нем зловещих двоящихся образов. Но легкое беспокойство теперь не покидало его и в любом другом уголке огромной старой усадьбы. Что-то неприятное и тревожное воцарилось в атмосфере всего дома, как будто в нем умирал или только что умер один из жильцов. Это ощущение было очень неясным, некое предзнаменование перемен и новых возможностей, но в то же время порождало в возбужденном воображении сэра Джона жуткие образы, связанные с ужасными тайнами прошлых столетий и преступлениями против Природы и Священного Писания. Атмосферой ужаса и смерти была отравлена даже мебель, и у сэра Джона возникало гнетущее чувство, когда он вспоминал, каким спокойным и полным здравого смысла было поместье Бэбкоков до вторжения Темной Силы (в конце концов он решил называть ее так).

В конце концов чаша терпения сэра Джона переполнилась, и он решил избавиться и от проклятого зеркала, и от всей старой обстановки вообще. Вскоре дом заполонили подрядчики и рабочие, которые все измеряли, передвигали, снимали и разбирали. Сэр Джон решил переделать абсолютно все и даже провести в каждую комнату электричество. На это ушло несколько месяцев, но в результате поместье Бэбкоков было приспособлено, хотя и поверхностно, к двадцатому веку. Пока в доме царила рабочая суета, темные силы, преследовавшие сэра Джона, тоже не сидели без дела, и результате их усилий в его душу вторгся самый отвратительный и мерзкий из древних страхов.

Сэру Джону по-прежнему часто снилась Черная Башня. В одном из таких снов он оказался в огромном подземелье, где яростно спорило множество каких-то угрюмых и, судя по всему, глупых, людей. «Долой богов!» — кричали одни. «Давай богов!» — кричали другие в ответ. «Нет ни Башни, ни Грааля — все это лишь детские фантазии!» — блеяла маленькая белая овечка. Алиса превратилась в медведя, который помахивал длинным хвостом со змеиной головой на конце. «Три яйца, похожие на нас по размерам и по весу», — пропел блуждающий оранжевый осьминог и обвил своими щупальцами необычный хвост медведя. «Вот ступившие на Путь без Жезла Интуиции. Они уже пришли, но еще не знают этого. Имеющие „Я“ да не увидят. Умеющие яда не вкусят».

Записав этот сон в свой магический дневник, сэр Джон прокомментировал его так:

По причинам, которые мне не до конца понятны, я проснулся в полной уверенности, что Шекспир был посвящен в таинства Креста и Розы. Я чувствую, что близок к истинному пониманию его слов «мы созданы из вещества того же, что наши сны».

Несколько дней спустя он был приглашен на ужин к виконту Грейстоку. Первую часть вечера он вытерпел с большим трудом; гости пили слишком много бренди, курили слишком много сигар и все время говорили об охоте на лис — развлечении, которое сэр Джон считал варварским и бесчеловечным. Ему стоило больших усилий сдержаться и не процитировать собравшимся Уайльда, который метко назвал этот кровавый вид спорта «неразумное в погоне за несъедобным». Позевывая от скуки, он дал себя вовлечь в карточную игру, хотя обычно относился к этому виду времяпровождения с презрением. После того, как часы пробили десять, он вдруг вспомнил, что обычные игральные карты произошли от карт Таро. Пики — Жезлы Интуиции, черви — Чаши Сострадания, трефы — Мечи Разума, бубны — Пентакли Мужества, а вся колода соответствует астрологическим знакам Огня, Воды, Воздуха и Земли. , 52 недели и четыре времени года, 52 карты и четыре масти. Каббалистические знаки были повсюду, но и божественная сущность тоже была повсюду. Сэр Джон снова подумал, что нет такого места или времени, в котором бы не встречались и не пересекались видимый и невидимый миры. Он снова видел Будду во всем. Восприятие сэра Джона настолько обострилось, что вся его прошлая жизнь показалась ему полудремой. Он чувствовал себя всемогущим, к нему приходил один козырь за другим. Эйфория длилась весь следующий день и только на исходе третьего дня уступила слабому беспокойству, когда он вспомнил, что многие формы помешательства начинаются с похожего состояния возбуждения и эмоционального подъема, в котором любое событие кажется исполненным невероятно глубокого смысла.