В связи с этим можно вспомнить массовый террор деникинских войск в селе Христиановское на Северном Кавказе. В апреле 1919 года белые окружили село и потребовали в течение трех часов выдать им 1 млн. пудов хлеба, 500 лошадей с седлами, 500 бурок, 5000 винтовок, 2 млн. патронов. Все жители села в возрасте от 20 до 30 лет мобилизовывались в белую армию. Помимо этого, жителям предлагалось выдать всех членов партии «Кермен».

Село отвергло ультиматум. С оружием в руках его жители стали отстаивать свою свободу. Но силы были неравны. Деникинцы, захватив село, полностью его разграбили, почти все мужское население было расстреляно, особенно изощренно убивали членов партии «Кермен». После жесточайших пыток расстреляли председателя ЦК партии «Кермен» Георгия Цаголова.

И это был не единичный случай. Генерал Лавр Георгиевич Корнилов, выступая перед добровольцами накануне похода на Екатеринодар, провозгласил лозунг: «Пленных не брать!» По воспоминаниям самих участников белого движения, у добровольцев перед взятием той то иной деревни «начинало ломить» от радости «в груди от предстоящей мести»[103].

И еще одно свидетельство генерала А. М. Драгомирова — председателя «Особого совещания» при главкоме «всеми силами Юга России» генерале Деникине. Покидая Россию в конце декабря 1919 года, сдавая командование, Драгомиров обратился с приказом к армии, в котором не выразил благодарности белой гвардии, которая «покрыла позором свои славные знамена грабежами и насилиями над мирным населением»[104].

Белые шли по России как завоеватели. Их поддерживали чиновники старого государственного аппарата; имущие классы царской России, кадеты, октябристы, эсеры, им оказывал помощь Запад, вплоть до интервенции. Они овладели почти всей территорией страны, кроме небольшого региона вокруг Москвы, и все-таки проиграли. Белое движение, несмотря на «красный террор», было отвергнуто подавляющим большинством населения страны. И дело здесь не в «белом терроре», хотя и в нем они отличились. Александр Васильевич Колчак, этот «просвещенный правитель», поднятый и воспетый сегодня так называемыми демократами и их печатью, залил кровью Сибирь. Неслучайно 13 ноября 1919 года его вчерашние союзники-белочехи опубликовали меморандум: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение русских граждан… и т. д.». Колчак, — отмечается в меморандуме, — расстрелял депутатов Учредительного собрания, съехавшихся в Омск. Вот вам и «матрос Железняк»! Согласитесь, разгон и расстрел — не одно и то же.

Опыт всех европейских революций, всех гражданских войн (вспомните хотя бы такие произведения, как В. Гюго «Девяносто третий», М. Митчелл «Унесенные ветром»), да и не только гражданских, неоспоримо свидетельствует: система реквизиций, заложничества, расстрела являлась их неотъемлемым атрибутом.

И Ленин, и Киров ничего нового не выдумали, они действовали на основании исторического опыта всех времен и народов. Кстати, это понимали и многие противники большевизма. «Действительная разница между нами, называющими себя антибольшевиками, и большевиками, открыто принявшими эту кличку, — писал член последней Государственной Думы, сметенной Февральской революцией в России, Василий Витальевич Шульгин, находясь уже вне пределов России, — скажется только тогда, когда мы свое Белое Дело, то есть свои идеи и взгляды, будем осуществлять не по-большевистски, другими словами, когда мы станем скупы на кровь. Пока же мы, негодуя, что льется кровь „наша“, вместе с тем спим и видим пролить еще столько же крови „ихней“, — видимая, но мощная связь между нами и большевиками не может быть разорвана. Пока мы думаем по-большевистски, в смысле методов расправы, мы являемся соучастниками их правления и несем за их деяния свою долю ответственности»[105].

Поэтому сегодня не следует абсолютизировать только красный террор, выпячивая его, иногда даже несправедливо, в деятельности отдельных исторических лиц, дабы свергнуть их с пьедестала, полностью произвести переоценку их роли в истории нашей многострадальной страны.

Между тем есть проблемы, в том числе и в деятельности Кирова по же Астрахани, которые требуют тщательного научного анализа.

Думается, что в обширной исторической литературе, посвященной обороне города, несколько завышена в этом и роль личности Кирова, объясняется несколькими факторами. Ряда деятелей, участвующих активно в обороне Астрахани (К. А. Механошин, Ф. Ф. Раскольников, В. В. Куйбышев, Г. К. Орджоникидзе, С. Е. Сакс и другие) уже не было в живых, когда впервые стали создаваться книги по этой тематике. Несомненно, повлияла на возвышение роли Кирова в этот, да и более ранний период его деятельности трагическая гибель Сергея Мироновича. Это нашло свое отражение в литературе, как художественной, так и научной. Репрессии, начавшиеся после гибели Кирова, сопровождались запретом на многие имена. В связи с этим в воспоминаниях оставшихся в живых командиров, политработников воинских частей доминировало имя Кирова.

Киров действительно играл значительную роль в обороне Астрахани. Он часто выступал перед красноармейцами 11-й Красной Армии, рабочими, казаками, интеллигенцией, женщинами города. До наших к дошло более 40 его выступлений, опубликованных в газетах «Коммунист» и «Красный воин». Здесь впервые проявились его организаторские способности, умение доверительно говорить с различными социальными слоями населения.

И все-таки, на мой взгляд, наши историки и публицисты несколько преувеличивают роль Кирова в обороне Астрахани, называя ее решающей, особенно в первую половину 1919 года. Тогда первую скрипку играли такие личности, как Механошин, Сакс, Бабкин, Атарбеков, Орджоникидзе, Куйбышев, Фрунзе.

Во второй половине 1919 года роль Кирова уже более значительна. И это косвенно подтверждается документами: в архивах хранится большое число телеграмм, донесений, направленных за подписью либо одного Кирова, либо совместно с Бабкиным, Механошиным, Раскольниковым в адрес ЦК РКП(б), Ленину, Троцкому, Склянскому по поводу решения кадровых вопросов, операций на фронте, успехов Красной Армии. Имеются также письма Кирова, адресованные бакинским коммунистам, по поводу добычи и перевозки нефти, организации подпольной работы.

Высокая оценка роли С. М. Кирова в битве за Астрахань во второй половине 1919 года связывается прежде всего с ленинским документом, ставшим определяющим для обороны города. Речь идет о ленинском указании члену реввоенсовета 11-й армии Кирову: «Астрахань защищать до конца». Впервые это ленинское указание публиковалось без ссылки на источник в предисловии, написанном Б. П. Позерном к книге «Киров С. М. Статьи и речи (1912–1921 гг.)»[106].