Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доброе утро, сэр, меня зовут Джайлз Баррингтон. Надеюсь, я могу рассчитывать на вашу поддержку на всеобщих выборах двадцать пятого октября? – спросил кандидат, остановившись пообщаться с избирателем.
– Конечно можете, мистер Баррингтон. Всегда голосую за тори.
– Благодарю вас, – ответил Джайлз, быстро переходя к другому избирателю.
– Но ты же кандидат от лейбористов, – напомнил своему шурину Гарри.
– В избирательном бюллетене партии не указываются, – пояснил Джайлз. – Только имена кандидатов. Зачем лишать человека иллюзий? Добрый день, меня зовут Джайлз Баррингтон, и я надеюсь…
– И можете продолжать надеяться, потому что я не собираюсь голосовать за самодовольного барина.
– Но я кандидат от Лейбористской партии, – возразил Джайлз.
– Это не мешает вам быть барином. Вы такой же противный, как этот Фрэнк Пэкенэм, предатель вашего класса.
Дожидаясь, пока избиратель не отойдет, Гарри с трудом сдерживал смех.
– Здравствуйте, мадам, мое имя Джайлз Баррингтон.
– О, как я рада познакомиться с вами, сэр Джайлз. Я ваша большая почитательница с тех пор, как вы получили Военный крест за Тобрук. – (Джайлз низко поклонился.) – И хотя я обычно голосую за либералов, в этот раз вы можете на меня рассчитывать.
– Благодарю, мадам.
Женщина повернулась к Гарри; улыбнувшись, тот приподнял шляпу.
– А вы можете не утруждаться, мистер Клифтон, потому что я знаю: вы родились на Стилл-Хаус-лейн, и это позор для вас – голосовать за тори. Вы предатель своего класса, – добавила она и гордо удалилась.
На этот раз Джайлз едва удержался от смеха.
– Вот уж не думал, что создан для политики, – развел руками Гарри.
– Доброе утро, сэр, меня зовут…
– Джайлз Баррингтон, знаю, – сказал мужчина, не принимая протянутой Джайлзом руки. – Вы здоровались со мной полчаса назад, мистер Баррингтон, и я сказал, что буду голосовать за вас. Однако теперь я уже не так уверен.
– Что – всегда так плохо? – спросил Гарри.
– О, бывает и хуже. Но раз уж пошел во власть, не удивляйся, когда появляются люди, которым в радость время от времени запустить в тебя гнилым помидором.
– Я не смог бы стать политиком, – сказал Гарри. – Слишком многое принимаю на свой счет.
– Тогда тебе прямая дорожка в палату лордов. – Джайлз остановился напротив паба. – Полагаю, полпинты придадут нам сил перед возвращением на поле битвы.
– Не думаю, что бывал раньше в этом пабе, – сказал Гарри, глядя вверх на призывно хлопающую на ветру вывеску-плакат с надписью «Доброволец».
– Я тоже. Но приезжай в этот избирательный округ в день выборов – здесь для меня будет готов бокал в каждой гостинице. Владельцы пабов всегда рады продемонстрировать свои убеждения.
– Кого бы ты хотел видеть в членах парламента?
– Если у тебя созрел такой вопрос, – ответил Джайлз, когда они входили в заведение, – ты никогда не поймешь, что значит волнение предвыборной борьбы, что значит занять место в палате представителей и внести вклад, хоть и незначительный, в управление своей страной. Это как война без выстрелов.
Гарри направился к нише в уединенном углу, а Джайлз устроился на стуле у стойки. Когда Гарри вернулся к нему, он уже беседовал с барменом.
– Прости, старина. Не могу прятаться в уголке. Должен постоянно быть на виду, даже когда у меня перерыв.
– Знаешь, я, вообще-то, надеялся обсудить с тобой кое-какие вопросы личного плана.
– Тогда просто говори потише. Две полпинты горького, пожалуйста, – сказал Джайлз бармену.
Он собрался слушать Гарри, между тем некоторые из завсегдатаев – и не все из них трезвые – подходили, хлопали его по спине и подбрасывали советы, как править страной, и обращались к нему кто «сэр», кто «привет, старик».
– Как там моему племяннику в новой школе? – спросил Джайлз, осушив стакан.
– Непохоже, чтобы в Бичкрофте ему нравилось больше, чем в школе Святого Беды. Я переговорил с его старшим воспитателем – тот сказал, что Себ очень способный и почти наверняка может добиться места в Оксфорде, однако по-прежнему трудно сходится с ребятами.
– Очень жаль. Может, он просто застенчив. Вспомни, никто к тебе особой любви не питал, когда ты впервые оказался в школе Святого Беды. – Джайлз повернулся к бармену. – Еще две половинки, пожалуйста.
– Сию минуту, сэр.
– А как моя любимая подружка? – спросил Джайлз.
– Если ты о Джессике, тебе придется встать в длинную очередь. Все обожают эту малышку, от Клеопатры до почтальона, но любит она только своего папу.
– Когда ты собираешься ей сказать, кто ее настоящий отец? – Джайлз понизил голос.
– Сам себя все время спрашиваю. Только не надо говорить мне, что я откладываю про запас большую проблему. Просто не могу представить себе, когда найду это подходящее время.
– Подходящего времени никогда не бывает. Не тяни слишком долго, потому что Эмма точно никогда не скажет ей этого, а Себ, я уверен, уже решил этот вопрос для себя.
– Почему ты так уверен?
– Не здесь, – сказал Джайлз, поскольку в этот момент еще один избиратель хлопнул его по спине.
Бармен поставил две полпинты на стойку:
– Девять пенсов, сэр.
Поскольку Гарри заплатил за первую выпивку, он решил, что теперь очередь Джайлза.
– Прости, – сказал Джайлз. – Но мне платить не разрешается.
– В каком смысле – не разрешается?
– В прямом. Кандидату запрещено покупать любые напитки в ходе избирательной кампании.
– Вот как. Наконец-то я нашел причину, по которой мне хочется быть членом парламента. Но почему, ради бога?
– Могут подумать, что таким образом я пытаюсь купить твой голос. Это восходит еще ко временам реформы «гнилых местечек»[19].
– Черта с два ты бы отделался всего полпинтой, прежде чем я подумал, голосовать ли за тебя, – сказал Гарри.
– Да тише ты, – прошипел Джайлз. – В конце концов, если мой зять не собирается голосовать за меня, спросит пресса, почему это должен делать кто-то другой?
– Раз уж это совсем неподходящее место для разговора на семейные темы, может, составишь нам с Эммой компанию на ужине в воскресенье вечером?
– Не получится. В воскресенье мне надо побывать на трех церковных службах, и не забудь, это последнее воскресенье перед выборами.
– О господи! А выборы уже в следующий вторник?