– Еще минутку, – попросила она.

Я заиграл «Бал у лорда и леди Лаз», поначалу все шло хорошо, я даже пережил свой звездный миг – тишину, которая наступает редко, они все подняли головы, перестали есть и слушали, но я недостаточно поработал над отрывком и спутал педали. Эту композицию чудовищно трудно играть, я недооценил сложность препятствий, все смешалось, и я остановился.

– Мне очень жаль. Сегодня не получается. Я немного волнуюсь.

– Да, я понимаю.

– В следующий раз, может быть.

– Если хочешь, увидимся в «Динго».

* * *

В вечер нашего знакомства Каролина рассказала, что Мелани была долгое время помолвлена с одним довольно приятным типом, с которым вместе училась на психологическом, потом они расстались, и она так и не поняла почему. С Каролиной их свела общая подруга, с которой Мелани встречалась на тот момент. Еще до того, как Мелани уехала в Лион, Каролина как-то встретила ее в ресторане, где та ужинала с молодым человеком, причем рука парня лежала у нее на плече. Из этого Каролина заключила, что та бисексуальна, но с тех пор прошел целый год, так что мне следует продвигаться с осторожностью.

В «Динго» я поискал Мелани в толпе, но так и не нашел, решил уже, что она передумала, как вдруг заметил ее на втором этаже, она болтала с приятельницами. Вскоре после того, как я к ним присоединился, приятельницы отправились танцевать, и мы остались вдвоем. Она долго рассказывала мне о тех двух подругах, с которыми приходила ужинать, потом о тех, с кем встретилась здесь – с ними она без конца смеялась, – вдаваясь в кучу подробностей, как если бы я был с ними давно знаком и горел желанием узнать все, что с ними сталось. Еще она много говорила об учебе на факультете и о своей работе психоаналитика. Я не очень в этом разбираюсь, но кое-какие ее идеи показались мне довольно странными и оригинальными. Она входила в группу студентов, которые решили взорвать психоанализ, убить Фрейда, изничтожить Лакана и разрушить существующие школы. Я слушал, как будто мне было интересно, хотя улавливал едва ли половину, остальное заглушала музыка. Одна из девушек вернулась к нам, Мелани представила меня:

– Знаешь, это та пианистка, о которой я тебе говорила.

Я получил порцию комплиментов за свои польнареффские вариации и обещание прийти меня послушать, как только выдастся время.

– Лучше заказать столик заранее, особенно в вечера матчей.

– О, потрясающе, мы точно придем на полуфинал.

Я предложил Мелани выпить «Пино Руаяль» и пошел к барной стойке, чтобы принести нам по бокалу. Когда я протянул ей вино, она взяла мою руку и внимательно ее рассмотрела.

– Мне очень нравятся твои руки, как бы я хотела иметь такие же тонкие и белые, мои просто ужасны.

Я в свою очередь взял ее руку, повертел туда-сюда. И на какое-то время задержал в своей.

– Мне так не кажется, они очень красивые.

– Они пухлые, это так противно.

– Ты же психолог, а не пианист, природа знает, что делает.

Мелани сдержала нервный смешок и кивнула:

– Да, я понимаю.

Она убрала руку, глянула на часы, наклонилась к моему уху. Ее челка просто завораживала.

– Если хочешь, можем поехать ко мне.

Желания мне было не занимать, но следовало избегать малейшего риска.

– Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты думала, будто меня легко снять.

– Я вовсе не это хотела сказать.

– У меня были кое-какие проблемы – недопонимание, ничего серьезного. Мне нужно узнать тебя получше.

– Я понимаю.

Мелани понимала.

Всегда.

Это была ее профессия.

Мне не пришлось настаивать, чтобы она рассказала часть истории своей жизни, бурную связь и разрыв с Тома, у которого имелись свои представления, скажем так, несовместимые с тем, чего ожидают от психиатра. На самом деле он оказался психически ригидным и не одобрил ее короткого романа с одной подругой, что свидетельствует об узости его мышления, а еще ее связи – не постоянной, всего лишь временной – с одной лионской логопедшей, потрясающей девушкой, связи, которая прервалась, потому что Мелани пришлось вернуться в Париж, чтобы защитить диссертацию, но не исключено, что она еще съездит как-нибудь в Лион.

– У тебя бывают связи и с мужчинами?

– После нашего разрыва с Тома у меня были только женщины, но я ничего себе не запрещаю и не строю никаких планов, я живу настоящим. А ты?

– О, я люблю только женщин, в этом моя проблема.

На полном неожиданностей жизненном пути наступает поворотный момент, когда птенец выбирается из гнезда или прыгает вниз со скалы. До этого он был относительно защищен, но в какой-то миг, чтобы добыть еду, выжить, присоединиться к другим, он должен броситься в пустоту и забить крыльями, не зная, сумеет ли полететь или разобьется, удастся ли ему осуществить свое предназначение птицы или же он рухнет на землю либо в море и будет сожран первым появившимся хищником. Никто не может знать этого заранее, приходится идти на риск. У некоторых видов половина птенцов гибнет, потому что с первого раза у них не получается. Я оказался в сходном положении. Разве что в случае катастрофы я не рисковал умереть. Возможно.

– Ладно, поехали.

* * *

Мелани жила в старинном, немного обветшалом доме в районе Ле-Аль, в мансардной студии на последнем этаже без лифта, с идущими по потолку балками, книгами, громоздящимися повсюду до самого верха, с крошечной кухонькой и симпатичной ванной. Если высунуться из окна, можно было увидеть колокольню церкви Сент-Эсташ над крышами. Она спросила, не хочу ли я чего-нибудь выпить, зашла в ванную, я услышал шум душа, она вернулась минут через десять в синем банном полотенце, обернутом вокруг тела. Она была еще мокрой и просто божественной. Я сдержался, чтобы не наброситься на нее немедленно. Тоже пошел в душ, услышал голос Польнареффа, доносящийся из комнаты, медленная незнакомая песня, но я еще не знал всего его репертуара. Я прикрылся желтым полотенцем и присоединился к ней. Мы начали танцевать под это слоу, прижавшись друг к другу, пылко поцеловались, ее полотенце упало, у нее была невероятно нежная кожа, которая пахла розами, мягкие чудесные ягодицы, еще немного влажные. Я почувствовал, как она дергает мое полотенце. Оно уже развязалось. Я обнял ее и крепко прижал к себе. Мы сделали еще несколько кругов в танце.

И я прыгнул в пустоту, размахивая крылышками.

Пока все шло хорошо.

Мелани глянула на мою гладкую грудь, до нее вроде не доходило. Откинула рукой челку, ее взгляд скользнул вдоль моего тела, и она увидела, что находится между ног. Она уставилась мне в лицо, слегка сжалась, ее рот приоткрылся, на кончиках губ застыл неясный звук и, наконец, сорвался, медленно перерастая из отрывистого смеха в первичный крик[53]: