— Его устраивала ее пьеса?

— Конечно, иначе он не стал бы в ней играть.

Следователь заметил:

— В небезызвестной статье Черновой имеется намек, что пьеса ему не нравилась.

— Потому что Маринка с Черновой поссорилась, — пояснила Виктория Павловна. — Маринка не умеет обращаться с журналистами. Наивная, как ребенок.

Игорь Витальевич несколько смутился:

— Извините за праздный вопрос, Виктория Павловна, но очень уж… В этой статье приведены ваши слова, и я был поражен… не то, чтобы поражен, но все же… Или так принято выражаться в присутствии журналистов?

— Больно даст мне Чернова выражаться в ее присутствии! — хмыкнула Вика. — Она сама все сочинила, а я даже читать не стала, подписала, не глядя. А то прочтешь, только расстроишься. Вон Маринка прочла, не подписала, и что теперь? Еще неизвестно, как ей это аукнется.

— Действительно подписали, не глядя? — весело уточнил Талызин. — Или настолько же не глядя, насколько не слушаете собеседников?

— Да нет, как раз тут совершенно честно, — вырвалось у Вики.

Милиционер, казалось, не заметил ее просчета.

— Значит, и Даша Корнилова тоже могла не читать? — осведомился он. — В том смысле, что реально там приведены вовсе не ее слова, а домыслы журналистки?

— Ой, да, Игорь Витальевич, тут я жутко виновата. Послала к ней эту Чернову и не предупредила, что с нею надо поосторожнее. Она задурила бедной Даше голову, та теперь сама не рада. Мы как раз вчера говорили об этом на поминках.

— А как по-вашему, Даша сильно обиделась на Галину Николаевну за вчерашнее?

— Ну, что вы! Конечно, расстроилась страшно, но совсем не обиделась. Даша, она вообще добрая душа. А Галину Николаевну тоже по-женски можно понять.

— Она ревнива?

— Да кто разберет! По-моему, так да, и очень.

Тут вдруг до Вики дошло, что она опять разговаривает с вынюхивающим милиционером, словно с обычным порядочным человеком, и она умолкла.

— Вернемся к Марине Лазаревой, — прервал паузу собеседник. — Вы давно с нею знакомы?

— Месяца два.

— И всего за два месяца сумели хорошо ее узнать?

— А мы тесно общались. Конечно, узнала, она вовсе не скрытная. Слушайте, — не выдержала Вика, — чего вы к ней прицепились? Уж она-то тут не с боку припека.

Талызин пожал плечами:

— Как знать. Перед премьерой они с Преображенским крупно поссорились. Мне не хочется ставить вас в неловкое положение, Виктория Павловна, поэтому открою карты. Я не советую вам отрицать тот факт, что вы и Евгений Борисович решили больше не иметь дело с пьесами Лазаревой и с нею самой. Об этом есть твердые свидетельства. От себя лично добавлю, что мне пьеса показалась интересной и необычной, однако вам, профессионалам, виднее. Как бы там ни было, перед премьерой между Преображенским и Лазаревой состоялась серьезная ссора. Более, чем серьезная. Этому тоже есть твердые свидетельства.

— Твердые свидетельства! — вспылила Вика, подсознательно радуясь, что отыскала, наконец-то, к этому повод. — Знаю я ваши твердые свидетельства! Сосновцев, да? Наша любимая сволочь Сосновцев!

— Он производит впечатление культурного и честного человека.

— Эта вечно скалящаяся обезьяна? Ха! Честный? Да у него один костюм стоит больше его годовой зарплаты! Культурный? Ну, разумеется, раз директор Дома культуры, значит, по-вашему, культурный, а то, что ему все равно, театр или биллиард, лишь бы деньги грести, это неважно! Между прочим, он сам с Преображенским был на ножах! Вы, небось, и не заметили, а Преображенский изобразил его в своем убийце, да к а к изобразил!

— Заметил, — спокойно кивнул следователь. — Да, изобразил гениально, хотя не уверен, что имел на это право. Впрочем, к актерам трудно подходить с обычными мерками. Надеюсь, Сосновцев это понимает и не был в обиде.

— А я не надеюсь! Нет, внешне, может, он и не показал, особенно в присутствии влиятельных лиц. С теми, от кого что-то зависит, он весь из себя белый и пушистый, а вы бы посмотрели, как орет на уборщицу! Женщина ему в матери годится, а он!

— Ну, Марина Лазарева не годится ему в матери, — вставил Игорь Витальевич.

— Вот именно! Раз она не легла с ним в постель, значит, стала врагом! Все вы, мужики, такие. Если вам женщина нравится, сразу тащите ее трахаться, а раз не хочет, то считаете стервой и готовы сделать ей любую гадость!

— Вынужден с вами не согласиться, — тихо и очень вежливо произнес Талызин, глянув Вике прямо в глаза. — Боюсь, вы недостаточно знаете мужчин. Вовсе не все мы, мужики, такие, и женщину, которая нравится, далеко не каждый сразу тащит трахаться, поверьте мне, Виктория Павловна.

Она отчего-то смешалась и добавила уже тоном ниже:

— А вот Сосновцев такой. Маринка ему отказала, вот он вам про нее и наплел. А мы с Евгением Борисовичем, между прочим, вовсе не думали ничего плохого про ее пьесу, наоборот! Мы собирались ставить новую.

— Но в момент ссоры Лазарева этого не знала.

— Ну, и что?

— Просто уточняю. Кстати, Лазарева не отрицает факта ссоры.

— Господи, тоже мне, событие! Преображенский со всеми ссорился. Со мной, между прочим, тоже, и по тому же поводу. Тут дело в характере.

— По тому же поводу?

Вика, не утаивая, поведала следователю о коварном замысле Евгения Борисовича вывести ее из равновесия перед премьерой. Она решила, раз подобное известно про Марину, пусть станет известно и про нее саму, так будет лучше.

— А на самом деле он нас обеих всем хвалил, — заключила она. — Это была шутка. Мы с Мариной очень удивились в воскресенье, когда все поняли.

— Покойный обладал оригинальным чувством юмора, — прокомментировал Игорь Витальевич, явно довольный. — Рад, что теперь услышал эту историю от вас лично. Значит, вы с Лазаревой обе были в схожем положении. А ведь она мне не сказала!

— Что не сказала?

— О вашем конфликте с Преображенским.

— Конечно, не сказала. Что я ей, враг, что ли, чтобы на меня наушничать! — молниеносно среагировала Вика.

Талызин махнул рукой и рассмеялся:

— Бог вам судья, Виктория Павловна. Похоже, честность вы не считаете добродетелью, хотя и обладаете этим качеством в полной мере.

«Неужто я наговорила лишнего? — испуганно подумала Вика. — А ведь старалась молчать! Запутал меня этот тип».

А тип буднично продолжил:

— Лазарева вообще сумела дать мне на редкость мало информации. Меньше, чем кто-либо другой. Складывается впечатление, что она что-то скрывает.

— Она ничего не скрывает, — возразила Виктория Павловна. — Она — моя подруга, уж я-то знаю!