— Это естественно, — ответила она.

— Мне повезло. — Увидев, как Калли внимательно рассматривает его руки, он захотел поскорее добраться до острова.

— Как ты жил, пока принц не нашел тебя?

Люка пожал плечами и снова погрузил весла в воду.

— Я подметал у рыночных киосков в обмен на испорченные фрукты, черствый хлеб и заплесневелый сыр. У меня была хорошая кормежка, — вспоминал он. — Я был грязным и носил обноски, но я поклялся, что никогда не опущусь ниже и всегда буду стремиться к успеху. Моя ванная комната и спальня были лучше, чем у большинства людей.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Я ночевал в Колизее, — объяснил он. — Я познакомился с сотрудником службы безопасности, и он не обращал внимания, когда я ложился спать в тени великой арены.

— Ты представляешь свою жизнь такой романтичной, — хмыкнула Калли, — но ведь ты наверняка замерзал зимой.

— Это, конечно, было проблематично, — вспоминал он, — но зато атмосферно. Раньше я спал на могиле Цезаря, а не в подземельях, где бедные жертвы томились в ожидании своей ужасной участи. У меня не было материальных благ, — прибавил он, прорезая веслами воду, — но я был полон решимости. И у меня были возможности изменить свою жизнь.

— Сколько тебе было лет, когда это происходило?

— Я скитался по улицам с четырехлетнего возраста. Именно тогда умерла моя мать, — объяснил он. — Меня выгнали из борделя, где она работала. Честно говоря, никому не было до меня дела. Теперь я думаю, что так было лучше. Клиентам в борделе все равно, кого покупать, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Я понимаю. Но как ты жил один на улице с четырех лет?

— На улице жили другие дети, которые были постарше меня. Они научили меня выживать.

— Как ты попал в Колизей? — спросила она.

— Там было много бездомных детей. Я видел туристические плакаты, рекламирующие это колоссальное здание, и я захотел его посмотреть. Войти внутрь не составило труда. Я просто присоединился к туристам. Я скоро узнал, что, если я притворюсь потерянным ребенком, меня будет кормить обеспокоенный персонал. Мне удавалось довольно долго водить персонал за нос. А потом они просто меня не трогали, потому что начали мне симпатизировать. Люди, работавшие в Колизее, тоже не были богачами, и поэтому они собирали для меня еду из мусорных баков. На ужин у меня была куча гамбургеров и хот-догов. Я не помню, чтобы я голодал. Для меня Колизей был как отель, поэтому не жалей меня. Я отлично справлялся. Колизей был и моим домом, и моей школой. Я многое повидал, пока был там. Я узнал о сексе, насилии, воровстве, недоброжелательности и великих проявлениях доброты.

— Ты помнишь своих родителей? — спросила она, когда он резко взмахнул веслами.

— Нет, — сухо сказал он. — Моя мать часто подвергалась насилию, она много болела. Теперь я понимаю, что у нее была постоянная депрессия. Это было неудивительно, но ребенку невдомек, почему какой-то человек ведет себя не так, как он. Ребенок знает, что он голоден или испуган, а я понимал, что должен сам заботиться о себе задолго до ее смерти.

— А твой отец? Ты когда-нибудь встречался с ним?

— Однажды ночью он появился, — произнес Люка и грустно рассмеялся. — Коллеги моей матери забросали его гнилыми фруктами и дерьмом. Я помню, как он стоял на улице, крича в открытое окно. Я помню его сердитый голос, его грязную белую рубашку и блеск его золотых сережек.

— Похоже, он не слишком положительный человек, — сказала она.

Люка пожал плечами:

— Кто знает?

— А теперь ты принц, управляешь страной и живешь во дворце. Наверное, тебе до сих пор не верится в то, как изменилась твоя жизнь.

— Нет. Мне все кажется правильным, — задумчиво сказал он. — Мне повезло, и я встретил принца — лучшего из людей. Он изменил мою жизнь. Хотя это было не так просто, как кажется, — признался он. — После всего, что я повидал, меня было трудно удивить даже принцу Фабрицио.

— Как же он убедил тебя покинуть улицы и жить с ним? — спросила она.

— Он был терпеливым человеком, — произнес Люка. — Как только он узнал, что я ворую еду из мусорных баков и со столов для фуршета во время его королевского визита в Колизей, он решил меня спасти. Он сказал мне об этом спустя многие годы.

— Как он отнесся к твоему воровству? — сказала Калли.

— Он попросил своего слугу дать мне сумку для покупок, чтобы я не прятал еду у себя под рубашкой.

— Здорово! — сказала она, улыбаясь.

— О, да, — согласился Люка и прыгнул на берег, а потом помог Калли выйти из лодки. Он хотел заниматься с ней любовью до тех пор, пока у нее не кончатся силы, но ожидание только усиливало его желание.

Это был маленький остров. Его можно было обойти за десять минут. Трава была прохладной и зеленой, пышной и густой под босыми ногами. Приподняв подол платья, Калли огляделась. Деревья освещались тысячами крошечных огней, видимых из окон дворца. А затем она увидела беседку, о которой Люка говорил раньше.

— Значит, сюда ты приходил, чтобы пожаловаться на судьбу? — спросила она.

— Как ты догадалась?

— Я тоже была подростком, — ответила она.

Он рассмеялся и протянул к ней руки. Она чувствовала себя уверенно и спокойно в его объятиях, а поцелуи Люка всегда были опьяняющими. Они казались еще соблазнительнее здесь, на этом волшебном острове. Калли хотелось верить в сказку, когда он снова поцеловал ее. Она годами запрещала себе бурные эмоции, но Люка знал, как их освободить. Чем дольше он целовал ее, тем счастливее она становилась.

Подхватив Калли на руки, он быстро шагнул к входу в беседку. Поставив на ноги, он крепко прижал ее спиной к деревянной конструкции. Опершись руками о беседку по обе стороны от лица Калли, он коснулся губами ее рта и улыбнулся. Это был самый романтичный момент в их отношениях. Остается надеяться, что он услышит от нее положительный ответ.

— Выходи за меня замуж, Калли, — произнес он. — Стань моей принцессой.

Сначала ей показалось, что она ослышалась, но Люка снова сказал:

— Выходи за меня, Калли.

Она смотрела ему в глаза, пытаясь собраться с мыслями. Смущенная и озадаченная, она решила дерзить ему.

— Но разве ты не должен преклонить колени? — спросила она. — Или хотя бы одно из них?

— Я жду твоего ответа, — сказал Люка, отказываясь отвечать на ее дерзости. — Да или нет. Ты нарочно тянешь время?

— Нет, — возразила она. — Я играю за самые высокие ставки. Я играю за свое сердце и за будущее нашего ребенка.

— Поэтому мы должны пожениться, — настаивал он.

— Разве? — Она нахмурилась.

— Ты знаешь, что я прав. — Улыбаясь, он снова поцеловал ее, и она разрешила себе поверить в чудо, потому что еще никогда не была так счастлива.