все мое сознание. Но только он спас меня, и только с ним связана моя жизнь. Я стала им…

Шли годы, и судьба свой ход замедлила на стыке дней. На берегу реки застыли цветы из прошлых дней.

Я наблюдала за тобой из тени разветвленных снов. Тебя узнала я по книге, преподнесенной мне судьбой. Я выбрала тебя, и все же те дали были мне милей. Поддаться силе океана и ветрам неподвластных дней…

Песком засыпали, ступив на землю, руками прислонясь к стволу, почувствовав дыхание жизни к тебе, я отошла в волну.

И в белой орхидее пыли за перекосом лунных дней

я полюбила лучи солнца, когда обнял ты в стыке дней…

Забываясь в запахах машин, я смотрю, как пешеходы схожи с днями и часами минувших дней… Словно затуманивши обманом, на губах улыбка – я жива! Эта история посвящена тебе. Храброму, сильному, любимому мужчине. О тебе можно писать бесконечно. О тебе – вся моя жизнь. Ты изменил ее ход. Ты – это все, что должно знать мое сердце о горечи, утрате и яркой любви. Ибо тот, кто уходит в любви – навсегда остается живым!

Я ступала ногой по песку, белоснежным песком обсыпая безмятежно живую волну

я любовью своею лаская. Посредине безбрежных ночей я в руках твоих утопаю, созерцая улыбку в своей

я гармонию вновь предвкушаю.

Обжигают мои вновь уста

твои губы, что трепетно, нежно любят только и только меня долго, верно и, я знаю, безбрежно. Мы с тобою как тихая гладь океана перламутра лазури.

Мы с тобою любимы всегда, навсегда, на века… Знала… Знаю.

Глава 40

Мы пробирались по пустынным заброшенным песчаным дорогам. Картины сменялись каждую минуту. “Уже скоро будет виден закат”, – подумала я, снова погружаясь в одинокое плавание своего большого сердца…

Но наш водитель заплутал, решив свернуть на тропу через дикие места, что прервало мои мысли и чужой сон. Трава поднималась высоко – песочные колосья казались золотыми от мощных лучей вечернего солнца. Это было похоже на океан, но желтый, теплый, и будто музыка волн, что убегали при каждом движении маэстро ветра… среди этой пустынной и величественной красоты стояла бездвижно фигура, вокруг нее своим мягкими лапами ходили львы, поглаживая свою рыжую шерсть о ногу высокого африканского жителя, а чуть поодаль бесились маленькие львята… я попросила остановиться, и будто сильная рука, нет, не тянула, а вела меня к нему. Я подошла к нему ближе, и эти малыши с бело-желтой шерсткой кинулись к моим высоким ботинкам с разинутой пастью.

Не бойся, – сказал мне человек. – Они еще дети.

А я и не боюсь, – с некоторой злостью ответила я, проведя рукой по очень мягкой

и теплой спине одного из них. Солнце заходит и выходит, а ягнята могут оказаться львами…

Можно погладить того льва, что рядом с вами? – спросила я.

Он кивнул… но здесь, не скрою, по моему телу побежали мурашки и меня обдало холодным потом… я чувствовала, как вибрирует его кровь при каждом моем прикосновении. Мне казалось, в секунду это гигантское “плюшевое” животное может поглотить меня целиком.

Прошло еще несколько минут, и человек приблизился ко мне ближе, и его черный соколиный взгляд устремился в мои глаза.

Есть одна древняя африканская поговорка, – сказал он мне. – Если сотканные пауком тонкие нити сплести, ими можно связать льва…

Он развернулся и ушел. А вслед за ним мягким королевским шагом последовал лев

и маленькие львята… я больше его не видела. Но уходящая вдаль фигура стоит у меня перед глазами, а слова будто записались в одном из слоев памяти… навсегда. “Если сотканные пауком тонкие нити сплести, ими можно связать льва…”

Разрушена граница, что тысячи веков хранила одеяние, как призрак от врагов. Сняла оковы времени кирпичная стена… Лишь на страницах книги о ней узнала я. Жизнь как река изменчива и долею секунд ускользает в вечность, словно туман в грозу.

Глава 41

Сейчас ты стал мне ближе… Знаешь, будто я тогда в январе села в лодку и, закрыв глаза до сегодня, плыла туда, куда течет река. И река привела туда же. Открыв глаза – мне очень грустно… Каждый день пролетел в голове… Мне не хватает тебя и той сумасшедшей любви и заботы – когда спасал меня от холода на охоте, когда первый раз прикоснулся к руке, когда лечил меня от простуды… бесконечным количеством моих любимых редких ягод, когда готовил ужин… Неужели все это в прошлом и больше никогда не повторится с тобой? …Но все же так тепло… что значит, ты где-то рядом, чтобы я не забывала!

Я никогда не знала до тебя, что ради любимой женщины мужчина готов на все. Ты всегда говорил: ”Сохрани наш хрусталик… Только ради этого я живу”.

Ave Maria, произношу, не смея думать о тревогах. Закрыв глаза, я руки к небу возношу, чтобы забыть печаль. В тиши садов, в ветках лозы я вижу дом – в нем ты.

За домом плещет океан иссиня-черных волн.

И чувствую прилив тепла родного моего покоя.

Ave Maria, произношу, не смея думать о тревогах. Закрыв глаза, я руки к небу возношу, чтобы забыть печаль.

В тиши садов скульптура. В ней живая жизнь, приют и вера. Хранит она любовь семьи, заботу матери, жены.

И руки тянутся в объятие, чтоб защитить любовь мою,

чтоб улыбнувшись, видеть счастье…

Ave Maria, произношу, не смея думать о тревогах. Закрыв глаза, я руки к небу возношу, чтобы забыть печаль.

Я вспомнила все, точнее, до сегодня я не позволяла себе думать и вспоминать. Каждая деталь, будто это вчера…

Мела метель. По дорогам было невозможно проехать. Мы готовились к встрече Нового года.

Ты знаешь, – раздался твой голос из дальней комнаты, – в новом году я пойду

знакомиться с твоим отцом!

…Моя рука вздрогнула и то, что было у меня в руке, с грохотом ударилось по каменному

полу…

– Ты знаешь, что он умер, когда ему было 38…

И словно холодная ледяная глыба поглотила меня. В следующем году ему стало 38 и он

ушел, как отец… навсегда. Так закалялась сталь…

Глава 42

Мне жаль, что дни пролетают так быстро. Мне жаль, пролетают они не с тобой.

Закрыл ты страницу, что слезы хранила. Сокрыл ты частицу и горечь мою.

Я в миг превратилась в прекрасную птицу,