Странно было проезжать по улицам, которые когда-то были моим домом. Действительно, ту квартиру, где я жил со своей чокнутой бабкой, я домом не считал. Именно на улице проводил большую часть своего времени.

Поддавшись странному порыву, я внезапно затормозил и припарковался возле кафе-мороженого. Удивительно, что эта забегаловка всё еще работает.

– Эй, ты что? – испуганно спросила Кира. – Я думала, ты везешь меня домой...

– Хочешь мороженого? – поинтересовался я. – Мне вдруг жутко захотелось мороженого!

Не дожидаясь ответа, я вышел из машины и, обогнув, открыл пассажирскую дверь.

– Выходи, – сказал я.

– Э-э-э... ну ладно. – Кира послушно выпрыгнула из автомобиля. – Тут, случайно, мороженое не на теле обнаженных женщин подают? – лукаво поинтересовалась она.

– А тебе бы этого хотелось? – Я расплылся в улыбке.

– Ну, после сегодняшнего «шоу» я ожидаю от тебя чего угодно.

– И то верно. – Взяв ее за руку, потянул за собой к входу в кафе.

Внутри всё было именно таким, как я запомнил. Большой привет из СССР. Пластиковые столы и стулья, неприветливые официантки. Неужели когда-то это кафе было пределом моих мечтаний?

Вспомнил, как в пору моего детства (мне было лет девять или десять) все одноклассники ходили сюда отмечать свои дни рождения. Меня, главного хулигана школы, конечно, никто не приглашал. Я изо всех сил делал вид, что меня это ни капли не задевает, хотя втайне мечтал, что когда-нибудь смогу позволить себе пригласить сюда своих друзей и угостить их самой большой порцией мороженого.

Пока я оглядывался по сторонам, Кира заняла свободный столик. К нам подошла немолодая официантка и молча протянула меню. Удивительно, но я отлично помнил ассортимент и без него, поэтому быстро сделал заказ.

– Нам, пожалуйста, два шоколадных молочных коктейля и две самые большие порции фисташкового мороженого с орехами, сиропом и печеньем.

Официантка коротко кивнула и удалилась. Кира перевела на меня удивленный взгляд.

– Ты что, был тут раньше?

– Когда-то давно, – признался я. – Кажется, будто это было в прошлой жизни.

– Ты ходил сюда с родителями? – Девочка испытующе посмотрела на меня.

– Нет, с родителями я сюда не ходил.

В детстве я любил приходить в это кафе в одиночестве и изучать меню. Читая его, я почти чувствовал вкус продаваемого тут мороженого. Удивительно, но даже тогда, когда я подрос и у меня появились собственные деньги, я так ни разу сюда и не вернулся. У меня появились другие интересы, и детская мечта так и осталась нереализованной.

Нам принесли заказ, и мы с удовольствием начали поедать огромные порции. Странно, но мороженое оказалось вовсе не таким вкусным, как я ожидал. Видимо, с мечтами так всегда. Стоит воплотить их в жизнь, и они уже не кажутся такими привлекательными.

– А я в детстве ходила в кафе есть мороженое с мамой, – призналась девочка.

– Это было лет пять назад? – не смог отказать себе в удовольствии подшутить над ее возрастом. Когда встретил ее впервые, то подумал, что она еще школьница.

Кира фыркнула и забавно сморщила носик.

– Ну, вообще-то, десять. Хотя я и потом любила посидеть с друзьями в кафе.

С друзьями... У нее, наверное, было приятное, доброе детство, с подарками на праздники, веселыми компаниями и днями рождения. Я улыбнулся, представляя малышку Киру с задорными косичками по плечам и вздернутым носиком.

– Ты чего улыбаешься? – спросила она.

– У тебя мороженое на нос попало. – Я протянул руку и вытер ее запачканное лицо.

На секунду девочка прикрыла глаза. Я провел пальцем по ее щеке и заправил за ухо выбившуюся прядь волос. Ее кожа была такой нежной. Захотелось поцеловать ее прямо в губы.

Нахмурившись, я быстро убрал руку. Рядом с ней во мне просыпались какие-то странные, почти отеческие чувства. Желание защитить, уберечь. Тем более удивительно, что потом я поступал с точностью до наоборот.

Какого черта мы вообще тут делаем?! Совместный поход в кафе явно выбивался из общего плана. Мне нужно срочно взять себя в руки и прекратить вести себя как влюбленный подросток. Я знаю, чего хочу от этой девчонки. Остальное не для меня. На остальное я просто неспособен.

Кира разочарованно распахнула свои огромные глаза и грустно посмотрела на меня.

– Кирилл, – тихо начала она, – скажи, а куда ты ходил в детстве?

 Я улыбнулся: эта девчонка постоянно засыпала меня вопросами. Чаще всего я переводил разговор на другую тему, но сейчас, поддавшись сомнительному обаянию ностальгии, решил ответить.

– Я, по большому счету, никуда не ходил. Почти всё свое свободное время проводил на улице. Меня периодически не пускали домой ночевать, поэтому иногда я всю ночь гулял по Москве, исследовал город и его окрестности. – Я вздохнул. – На самом деле это не так уж плохо – быть хозяином своей жизни, самому решать, чем тебе заниматься...

Сказав это вслух, я вдруг понял, насколько жалко, должно быть, это прозвучало. Быстро посмотрел на девчонку. На ее лице отражалась боль и сострадание. Черт! Это было совсем не то, что мне было нужно.

– Только не надо меня жалеть, – стиснув зубы, резко сказал я. – Я был несносным ребенком.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Любой ребенок достоин любви и заботы, – грустно проговорила Кира, а затем протянула свою маленькую ладошку через стол и накрыла ей мою.

Неприятное, щемящее чувство пронзило меня. Мне это совсем не нравилось. Внезапно ощутил себя потерянным маленьким щенком, которого подобрала на улице случайная прохожая. Я резко встал и спросил:

– Ты доела?

Кира кивнула.

– Тогда пошли. – И схватив ее за руку, потянул к выходу.

Приходить сюда было большой ошибкой. Казалось, я давно подавил в себе все ужасные воспоминания детства, и вот они выпрыгнули, как черти из табакерки, в самый неподходящий момент.

Мы сели в машину и молча поехали дальше. Кира задумчиво смотрела в окно, пока я курил. Уже около четверти века я не позволял никому себя жалеть. Я вытравил из себя все чувства, хоть отдаленно напоминающие слабость. Простое человеческое сострадание в жестоких уличных компаниях считалось проявлением слабости, поэтому с юных лет я старался избавиться от всех ненужных и опасных эмоций. Со временем я превратился лишь в подобие человека. Вроде бы был сделан из плоти и крови, но внутри у меня не было сердца. Я сам вырвал его как ненужный орган. Быть бесчувственной машиной в этом жестоком мире было гораздо проще и спокойнее. И я не собирался ничего менять – ни ради себя, ни ради кого-то другого. Даже ради этой упрямой наивной девчонки.