— Что у тебя с Кариной? — глухо поинтересовался Григ.

— Сегодня вечером, в семь часов, еду… Ух, хорошо, что напомнил, я едва не забыла… Надо же! — удивилась я.

— Это хорошо, — еле заметно усмехнулся он. — Хорошо, что едва не забыла…

— Почему?

— Свидетельствует о том, что ты уже вся в делах, вот почему… Ты как? Очень плохо?

Последнее относилось не к делам, а к Милкиной смерти. И я, не колеблясь, сказала ему правду:

— Средняя паршивость днем и очень паршиво ночью…

— У тебя круги под глазами… Попробуй снотворное, что ли… Работы, как назло, прорва…

— Снотворное, как и любые другие успокаивающие средства, не позволяет Лилия Серафимовна… Так что…

Григ вдруг улыбнулся, тепло и немного даже задорно:

— Она все такая же активная и нестареющая?

Впервые за послеразводное время Григорий заговорил о нашем с ним общем прошлом — заговорил вот так просто и даже тепло, как о ностальгическом воспоминании, немного щемящем сердце.

— Она действительно не меняется с годами. — Я нашла в себе силы тоже улыбнуться. — И по-прежнему мной распоряжается, как маленькой девочкой.

Григ задумчиво оглядел меня, словно что-то прикидывая, в глубине его темно-серых зрачков мелькнула смешинка:

— А ты, вероятно, уверена, что давно выросла… Как все тинейджеры.

Я растерялась, не готовая принять этот его тон, не потому, что он резко отличался от того ледяного безразличия, чуть ли не отвращения, с каким он относился ко мне после нашего развода, и особенно в период своего второго брака. Да и потом тоже… Просто я даже представить не могла, что на самом деле стоит за этой новой манерой обращения: Григ дает мне понять, что прошлое осталось в прошлом до такой степени, что уже не способно вывести его из себя? Не более чем воспоминание, общий факт наших биографий?.. Григ вдруг ощутил легкую печаль по прошедшему, поскольку молодость потихонечку ускользает из его пальцев, как ускользает от каждого из нас вся жизнь вообще?.. Или… Или решил наладить со мной отношения, чтобы я, чего доброго, не брякнула о нем лишнего в процессе следствия?..

Насколько я знала своего бывшего мужа, все три варианта могли быть проходными. Все три имели право на существование в пределах его — ой какой неоднозначной! — натуры… До меня наконец дошло, что он уже во второй раз переспрашивает меня насчет Карины:

— Так как все же тебе удалось ее так быстро уговорить?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Просто, видимо, повезло. Судя по твоему вопросу, эта дамочка — крепкий орешек?

Я не собиралась откровенничать с бывшим мужем, докладывать ему, как странно вела себя звезда и как неожиданно согласилась на встречу. Я не собиралась сообщать Григу о нашем с Оболенским тайном расследовании.

— Не то чтобы орешек, но прессу почему-то ненавидит яростно, в отличие от телевидения.

— Всю или только нашу газету? — не выдержала и чуть-чуть приоткрыла я щелочку в надежде, что Григ этого не заметит.

Он действительно не придал моему вопросу особого значения.

— Всю, наверное… Какие у нее могут быть особые счеты с нами?.. — Он пожал плечами и легко поднялся с кресла. — Мы ее даже не раскручивали, вообще о ней не писали в тот период, когда она нуждалась в раскрутке… Ну а теперь, как видишь, все наоборот, теперь она нам нужна в интересах тиража… Ладно, я пошел. Завтра после летучки останешься и расскажешь, как все прошло, определимся со сроками материала.

— А что, это очень срочно?

— Как обычно, хорошо бы вчера, — усмехнулся Григ и, не попрощавшись, покинул мой кабинет.

Немного подумав, я подняла внутренний телефон. Корнета на месте не было, и, если не ошибаюсь, сегодня он в конторе не объявлялся вообще. В дежурке меня успокоили, сообщив, что материал Колокольцевой уже у них, в приличном виде. Не блеск, но сойдет, как выразился дежурный редактор, заведующий отделом экономики, и я ему поверила. По отделу сегодня дежурил Василек, наверняка и Коля будет крутиться с ним вместе до упора. На них я могла положиться как на самое себя — целиком и полностью.

Плохо, что уже второй день нет в конторе Рудика, говорят, на больничном, что меня ничуть не удивило. Хрупкий и не в меру чувствительный фотокор вполне мог, если учесть все обстоятельства, всерьез и надолго выйти из строя… Волей-неволей придется в поисках иллюстраций к Анькиной статье нырять в архив. Озаботив этим дежурного Громова, я начала собираться домой: перед визитом к Карине я намеревалась переодеться и наложить макияж. Уж очень не хотелось выглядеть на ее фоне убогой и замотанной бабенкой, каковой я и являлась сейчас на самом деле, раздавленная случившимся куда больше, чем мне хотелось признаваться даже перед собой…

Ни звонить тете Вале, ни заходить к ней в компьютерную я в тот день не стала, решив, что и ей меня сейчас видеть тяжелее, чем всех остальных.

Как и полагается знаменитости, Карина жила в самом центре, в начале Кутузовского. Огромный дом старой постройки украшала табличка, оставшаяся от прежней эпохи и оповещавшая прохожих о том, что когда-то здесь проживал известный советский поэт.

Нажав кнопку навороченного домофона новой модификации, я немедленно почувствовала, что меня разглядывают, и, подняв голову, удостоверилась, что не ошиблась: глазок видеокамеры встречал всех рвущихся в заветный подъезд прямо у входа… Что ж, у Карины были, вероятно, все основания для столь вопиющей предусмотрительности. О беспределе ее фанатов по городу ходили легенды. И я автоматически отметила про себя, что материал на эту тему, если его поручить тому же Васильку, может получиться интересным. Не забыть внести свое предложение на завтрашней летучке…

— Здравствуйте! Назовите, пожалуйста, ваше имя и фамилию.

Я вздрогнула от неожиданно громко зазвучавшего микрофона и ответила не сразу.

Через довольно значительную паузу тот же безликий голос произнес:

— Входите и поднимайтесь в левом лифте на пятый этаж.

В тяжелой двери подъезда что-то щелкнуло, и, потянув ее на себя, я спустя секунду попала в довольно просторный и уютный холл. Никакой ожидаемой охраны, во всяком случае внизу, не было. В стеклянной кабинке слева от входа перед чашкой чая, дымящейся по-домашнему уютно, сидела миловидная консьержка. Прямо передо мной располагались створки сразу трех лифтов…

— Проходите. — Женщина улыбнулась мне тепло и приветливо. — Кариночка ждет вас.

Левый лифт оказался по сравнению с нашим издательским чуть ли не скоростным, и не успела я как следует оглядеть свое отражение в одной из его зеркальных стен, как кабинка остановилась, двери ее разъехались в стороны, и я поняла, что конечный пункт лифта находится непосредственно в квартире певицы… У маленького холла, в котором я очутилась, вид был совсем не казенный. Окно с эркером, в котором стояло сильно разросшееся «денежное дерево», два бархатных серых диванчика по стенам и две дубовые резные двери по разные стороны холла, ведущие, очевидно, во внутренние комнаты. Ничего лишнего, претенциозного — зеркал и тех нет…