Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кое-кто, возможно, думает, что Винс Мэттьюс немного повредился умом, когда покинул Англию, считает, что по возвращении от него прежнего осталась лишь тень. Но мне наплевать, потому что я смотрю на все теперь под другим углом, вижу вещи в перспективе: скинхэдов, бегущих через мост к Хейесу, а за ними большую толпу местных, которая превышает по численности бритоголовых чужаков в соотношении десять к одному, это здоровые парни с мачете и палками для кун-фу, которые индийцы используют во время драки.Затем ядерный взрыв – и паб взлетает в воздух, нет, скорее это не атомная бомба, а бутылки с бензином. Разбитое стекло и все остальное зависло в воздухе на секунду, словно стоп-кадр из фильма во время монтажа, после чего их мозги включаются, так как они поняли, что вызвало эти звуки, потому что, в конце концов, они были там пятью минутами ранее, смотря, как играют The Business, 4 Skins и Last Resort; или, если речь идет о местных, вооруженных и призванных на службу, вероятно, разъяренных маршем Национального Фронта, во время которого Блэр Пич был забит до смерти, а такие вещи остаются в памяти. Вот почему, когда толпа скинхэдов ломится к вам в дом, вы не будете задавать вопросы, типа «кто вы такие и зачем пришли», потому что эти морды не раз мелькали в прессе, и вам известно, что скинхэд – это белый фашист, которой ненавидит людей с темной и черной кожей, не говоря о музыке и одежде джи-ай в стиле старых крутых парней, и как бы то ни было, по миру ходят истории об этих хулиганах из Восточного Лондона, ворующих в магазинах и насилующих индийских женщин и девушек, чьих-то матерей и дочерей, а если вы делаете это, вы напрашиваетесь на неприятности, потому ч ситуация такова, что белые парни не из этого района счита ют, что индийцы и пакистанцы не могут защитить себя и что, и это достает вас, даже греки и турки в Северном Лондоне тоже крутые, все, кроме индийцев, которые просто следуют примеру своих мам и пап и унаследовали все эти угловые магазинчики и лотки. Но если вы знаете кое-кого из парней из Саутхолла, таких как Джордж, который смущается, когда он в компании с ребятами, а его отец останавливает свою машину, чтобы подвезти его домой после школы, и если это случается летом, то из машины отца, «Форд Эстейта», через окошко доносится музыка, которую вы обычно слышите у церкви. Он смущается, когда отец кричит ему. «Будь осторожен, переходя дорогу». А ведь Джордж знает почти всех парней из местного Национального Фронта или, по меньшей мере, парней, которые говорят, что они члены Национального Фронта, но не понимают ничего в политике и не верят, что Мартин Уэбстер скурвился, просто думают, что значок Национального Фронта делает их крутыми и действует на членов социалистической рабочей партии и антинацистской лиги, как красная тряпка на быка – точно такой же тип мышления, который делает Юнион Джек анархистским символом. И Джордж говорит, что он понимает их точку зрения в довольно забавном свете, и он был раньше похож на интеллигентного белого мальчика, а уже потом почувствовал себя не Дядей Томом, делающим трюки в цирке белых мужчин, а хулиганом, который работал рассыльным некоторое время в Хенвелле, а затем нарастил мускулатуру поднятием тяжестей и много тренировался, благодаря чему стал сейчас таким крепышом, овладел боевыми искусствами, возможно, кун-фу, и никто не сможет наехать на него, потому что он был на малолетке (колония для несовершеннолетних) и ничего – выжил, но кто знает, где он был несколько лет назад, когда Национальный Фронт пытался пройти маршем, и весь район поднялся и начался настоящий королевский мятеж. Блэр Пич, воинствуюший красный учитель, или что-то вроде этого, был убит, забит до смерти, и люди говорили, что это сделали SPG. Сейчас они поменяли свое название, умно сделали. А студии «Ruts» и «Misty in Roots» были разгромлены, черные и белые объединились, банды панков и раста из Западного Лондона присоединились к ним. Джордж и его команда были там в этот день, участвовали в мятеже вдоль Аксбридж роуд. Он ударил полицейского по яйцам, и вся его большая семья тоже принимала участие, все их племя, настоящие индийцы, у которых нет аккуратной короткой стрижки и щеголеватой одежды Джорджа, но когда возникает опасность, они появляются со своими церемониальными мечами и в обуви, привезенной из дому 100 лет назад, и дерутся, как положено. Пару раз я тоже получал от индийских банд поздним вечером, когда пабы закрываются. Это просто часть нашего ландшафта, но Саутхолл восстал прямо в середине дня, и полиция набрасывалась на каждого, кто попадался под руку, а Джордж и его родня захватили автобус и выбросили из пего шофера. Небольшое отклонение от правил, но ведь во время военных действий всякое случается. Люди заходят слишком далеко и ведут себя жестоко. Всегда страдают больше всех невинные. Но это к слову. Джордж сам сел за руль, выжал педаль газа до упора и помчался по улицам. Двойной Беккер-207, насколько я помню, но кому нужны эти номера? Эти ребята никогда не платят за проезд. Саутхолл заботится о себе, и когда ты попадаешь туда, то тебе открывается другой мир, в котором множество людей и магазинов, забитых едой. Здесь всегда что-то происходит. Здесь другой тип культуры, в которую трудно вписаться белой молодежи, потому что в черных есть что-то самобытное, а их музыка позволяет немножко понять их жизнь. Но индийцы – с ними другая история. Они просто живут, делают свою работу, у них единое отношение к жизни, и именно поэтому Западный Лондон так отличается от Южного Лондона или даже Северного. У него своя история. Панковский ДУх, который витал во время выступлений Ruts и беспорядков «Ой», ничем не отличался друг от друга. Обо всем этом я думал, сидя в своем кафе, самом настоящем индийском кафе во всем Саутхолле. Это место довольно необычно ддя этой части света, потому что в нем преимущественно подают южноиндийскую пищу – дозу массалы, и салис, даже айтлис по утрам, которые я ем по пути на работу, если не опаздываю. Здесь делают деньги, поэтому, когда я говорю о настоящем индийском, я имею в виду конкретные вещи. Самый лучший способ провести вечер пятницы – это посидеть здесь, в этом кафе. Я не был в пабах Саутхолла несколько лет, потому что они, как правило, говно. И зачем нужно бить кого-то, если я могу прийти сюда, поесть, а затем разбавить это бангласси – настоящая штука. Это бангласси бьет по мозгам. А парня, владельца этого кафе, я знаю с детства. Я знал его двоюродного брата Джорджа. Хулиган он был отменный, Джордж вернулся в Индию, где работал управляющим гостиницы в Бомбее. Кое-кто считает, что он дурак, потому что Бомбей полон джанки. Другие говорят, что он в старом экспортном бизнесе. Может быть, да, может быть, нет. Может, он просто хочет жить там. Я не знаю правды об этой ситуации, не спрашивайте меня. Я не видел этого парня добрых десять лет, может быть, дольше. В нем два разных человека. А это сногсшибательное бангласси ударяет мне в голову, да и цены такие же, настоящие индийские или близки к ним. Для меня специальная ставка, потому что меня знают как одного из матерых травников. И вот мне ударяет в голову, благодаря коктейлю из наркотиков, смешанному в этом бангласси. И вот вечер пятницы, и я сижу и смотрю, как мимо проходят люди, словно я в Индии, на другой стороне земного шара. И мне можно, не покидая этого места, увидеть весь мир. Достаточно только, чтобы бангласси начал действовать и просто смотреть в окно. Сегодня вечером смесь очень качественная. Эта смесь делала меня гордым – банка воды на столе с трещинами в металле, мой слух обострился, потому что я могу слышать голоса на заднем плане, голоса панков. Услужливая память предлогает, начиная от Ruts до 4Skins. Кажется, они немного успокоились в эти дни. Хотя если вы идете через Лондон Бетиал Грин и Уайтчепел, тогда это другое дело, совсем другoe дело, и вы будете думать, что все это рассосалось само собой, особенно после акции на Трафальгарской площади – последнего выступления панков, в котором участвовали несколько политических групп и множество обычных людей каждый из которых был готов напасть на полицию, после чего оголтелые панки слиняли, оставив отдуваться за них защитников прав животных и бродяг, белых мечтателей, и множество обычных людей, и насколько я могу припомнить, именно этого и добивались панки, чтобы вовлечь обычных людей, которым нечего было сказать о моде, за исключением того, что мода была дерьмом и обманом и гигантским финансовым костылем. На площади были и слабоумные, а сама Трафальгарская площадь выглядела весьма сюрреалистично, что бы ни значило это слово. Дом Южной Африки был охвачен пожаром, бонги вибрировали через уши Нельсона, повсюду дым, лошади и спецназ, кирпичи и дубинки. Полиция потеряла контроль в этот день, и большие рестораны Вест-Энда превратились в развалины. Видимо, приятно бросать кирпичи в окна Макдоналдсов и закусочных, где подаются стейки. Ни один из индийских ресторанов не тронули и пальцем. Только офисы больших корпораций и банков. Так им и надо. Пусть ответит за все потерянные инвестиции и махинации. А мне пора двигаться. Моя голова работает сразу во многих различных направлениях. Мирный шум снаружи несет в себе тот же заряд электричества, что и мятежи. Каким-то образом сочетаются крики и неорганизованное политическое насилие, соперничество молодежных банд, расовый вопрос, которые те, что наверху, постоянно используют, а я размышляю, откуда появились все эти люди? Они должны попытаться пожить прямо здесь, хотя бы немного, и тогда наконец поймут что к чему, поскольку они всегда выбирают самое легкое решение. и именно поэтому на индийцев так часто нападают, поскольку сложилось мнение, что они не способны защитить себя, что они слабы, что они непротивленцы и боятся потерять чистоту, в результате чего превратились в мишень для всей страны, жертву, на которую надо наброситься, если нужно выплеснуть раздражение. Но это все не так. Я знаю потому что я вырос в этом районе. Мятеж был неизбежен, может быть, с участием других групп, но вы живете в реальном мире, а не в раю, придуманном консерваторами с промытыми мозгами, а человек – это не угнетенный тип с добрым характером, которого социалисты считают идеалом Там живут просто люди, такие, какие есть, просто люди. Бангласси включает мои мозги, я вижу входящего Раджа он садится напротив меня, в руках у него маленькая деревянная шахматная доска. Сделано в Пенджабе, – говорит он мне. Он набивает свой бангласси, разговаривая спокойно, слишком спокойно, и я понимаю то, что он говорит, но не могу справиться со словами. Как забавно. Он расставляет фигуры, и больше нет месту насилию и мятежам, потому что это было очень давно, мы все повзрослели и как бы то ни было, шахматы – это игра джентльменов, предполагающая логическое мышление и спокойствие. Чертовски правильная игра. И мы начинаем со взрыва, с теории большого взрыва, наш ежедневный пятничный вечерний ритуал за последние шесть месяцев. Мои мысли устремлены на короля и королеву, вымывая злость и раздражение, доставшиеся в наследство и ставшие частью культуры, ставшие историей моей жизни, тем, что отбрасывалось и игнорировалось. И легко видеть, как история оправдывает победителей, говоря всем и каждому в отдельности, какими плохими были проигравшие. Это сказал Джонни Роттен. Или его звали Лай-дон, уже не помню. Классическая фраза, в которой суммировано все. И даже он теперь живет другой жизнью. Может быть, это заставило меня вспомнить об этих всех панковских делах. Как все это вернулось снова на площадь номер один. Затем эти истории по телевизору о БНП в Ист-Энде и о НФ, который тоже изменил свое название, как и SPG. И я подумал, что все это в прошлом теперь, что мы прошли через кризисную точку после двух волнений в Саутхолле… Я выpoc с индийцами и пакистанцами и знаю, чем они отличаются – две разные страны. Они убили сотни тысяч только для того, чтобы иметь эту границу. И не забывайте про Бангладеш, с которого все началось. И, может быть, между этими двумя группами эмигрантов возникала временами агрессия, но это была всего лишь вражда между различными молодежными бандами. Среди тех, кто убивал пакистанцев, были и черные, и белые, что достаточно плохо. Обезумевшие подонки. Но сейчас убивают ударами ножа почти детей. Вот что происходит. Даже во время мятежа «Ой», о котором говорят, что его участники, скинхэды, были расистами, я не знаю, все может быть. Это постоянно говорится в эфире, и общество приняло на веру эти истории, выдуманные теми, кто у власти, теми, кого даже там не было. Я не могу выкинуть все это из головы. Не могу сосредоточиться в шахматах. Три хода сделано, я смотрю сквозь доску и сквозь белых слонов и вижу вместо них туннели, уходящие в стол, из которых нет выхода, стены в них красного цвета, не деревянные, а мраморные, полупрозрачный красный тукав, очень странный. Я думаю, что это какой-то знак, может быть символ, или просто у меня в мозгу каша Мне все равно. Я должен сделать следующий ход. Еще один шаг в направлении эволюции человека. Этого человека Двинуть пешку вперед и давить противника Переключить напряжение на Раджа, чтобы он был вынужден разработать план. Это все требует четкого мышления, нужно предвидеть, как Разовьются события, принять правильные решения, хотя существует так много различных версий правды, уйти от обобщений и иметь уважение к оппоненту. Шахматы – это нечто большее, чем соперничество. Конечно, это и соперничество, иначе почему мы с Раджем играем каждую пятницу, не пропустив ни одной. Кузен Джорджа приносит еще дозу вассалы, и Радж прилипает к ней. А я не могу припомнить, я просто не могу припомнить, пытаюсь вспомнить, что это такое, так как не хочу спрашивать. Наверно, что-то есть особенное в этом банглассе, потому что мне трудно собраться мыслями, связать все воедино, попытаться увязать противоречия, кажется, будто вся информация перемешалась мой мозг не может справиться с мельканием образов, и снова погружаюсь в прошлое, пытаясь вспомнить, кто из нас сделал последний ход. Я просто не знаю. Не могу спросить. Не могу задать этот вопрос. Я не могу говорить. Про. сто не могу связать слова. Не такие слова, как «не могу» Это то, что они говорят, вперед на полном ходу. А Радж сидит молча с кусочком дозы в руке, и самбхарский соус капает на его тарелку. Кругом тишина. Затем где-то сзади звучит песня в исполнении группы Ruts. Я слышу призраки. Малкольм Оуэн поет «Н-Еуе», бедняжка. Все в этой песне. Не надо ничего говорить. Представьте, что вы пишете песню о собственной смерти, что чувствует ваша мать, бедная женщина, и ваш отец. Это делает меня несчастным. Впустую растрачивается такая хорошая жизнь. Затем его голос постепенно стихает, и 4Skins поют «Удивительный мир», песню о карательных законах системы. И это довольно странно, потому что и у группы Ruts тоже есть песня с таким же названием. Можете себе представить? Никогда не думал об этом раньше, до этой секунды. Но мне кажется, что трудно найти человека, который будет отрицать, что эти две группы находятся на противоположных концах политического спектра. Но может быть, они не понимают, не знаю, просто пришло в голову… И что же такое они кладут в этот бангласси? Я не желаю думать и говорю об этом громко вслух, потому что здесь нет секретов. А сейчас я должен спросить у Раджа, чей же все-таки ход. Слова, наконец-таки, собрались вместе. Я их полностью выдал. Он отрывает голову от доски, смотрит на меня и говорит, что не знает, не может вспомнить, и мы замолкает. Мы оба пытаемся сохранить хоть немного достоинства. Мы только слышим, как официанты громыхают посудой, собирая ее со столов, и относят на мойку, так как кафе закрывается на ночь. Нам всегда разрешают играть, пока мы не закончим, но мы должны знать, чья очередь ходить, поэтому начинаем с Раджем вспоминать ходы пытаясь припомнить, как мы дошли до нынешнего положения фигур. Делая медленно ходы на доске, мы возвращаемся назад, вспоминая, как мы ходили, мы пытаемся повернуть время вспять и вытряхнуть из глубин сознания нужный ответ. Казалось, я должен был бы помнить изначальное расположение моих фигур, но после пары ходов назад я его забыл. Надеюсь, что то же самое произошло и с Раджем, что он не держит в голове весь ход игры. Я не хочу выглядеть тупым, но мне известно, что он в таком же состоянии. Эти бангласси! Еще говорят о соотношении цены и качества. Это-то мы получили, никаких сомнений в том. Потому что настоящая Индия прямо здесь, в этом кафе. И мы прямо сейчас словно в Раджастане. Сидим в городишке среди пустыни. Наши мозги смешались от употребления самого лучшего экспортного товара из золотого полумесяца, провезенного через пустыню бандитами. Пустыня Тар прямо здесь, в Саутхолле, и нет нужды пересекать пакистанскую границу, и это чудесно, потому что я не хочу оставлять Лондон, чтобы почувствовать Восток. Все эти заграничные путешествия, стук тарелок на кухне, шум воды из кранов, и мы сидим здесь, уставившись на шахматную доску, нас окружают прелестные цвета, пульсирующие и изменяющиеся, деревянные клетки переливаются, и говорить особо не о чем, тихо, слышу как бьётся моё сердце, думать ни о чём не надо, кроме следующего хода.