Деревенские жадны до денег. И хотя у многих припрятаны горшки с медью и серебром, редко кто позволит себе потратить паршивую медную монетку. С торговцами расплачиваются яйцами, маслом, тушками домашней птицы, шкурами, выделанными у Хила, и кукурузной мукой.

Есть, правда, харчевня. «Золотая кобыла» называется. Хороший деревянный двухэтажный дом с крытым двором, конюшней и сараями. Но харчевня располагается в получасе ходьбы от деревни, на большой проезжей дороге, и деревенские появляются там редко. Что им там делать, если вина и пива в Лысых Холмах не пьют, потому что за него надо платить монетами, а самогон варит каждый второй?

Хозяин харчевни Жирный Карл хоть и местный, но выглядит совсем не как деревенский. Когда тепло, он ходит в белой полотняной рубахе, свободных красных штанах и высоких сапогах, словно какой-нибудь граф, а в холода надевает длинный красный камзол. Широкополую шляпу с красными же петушиными перьями он не снимает с лысой головы круглый год. Жирный Карл, наверное, самый большой богач в Лысых Холмах. Сравняться с ним может разве что господин Марал, деревенский староста, дюжий бородатый мужик.

Господин Марал живет вроде бы в деревне, но как бы и нет, потому что дом его располагается на самом отшибе, под большим холмом. На холме мельница стоит. Кроме мельницы Марал имеет еще собственное кукурузное поле, несколько коров, конюшню и целое стадо коз. И зимой, и летом староста носит косматую куртку из шкуры черного барана, поэтому очень похож на могучего лесного медведя.

Еще одним влиятельным лицом в деревне является мудрейший Наги, жрец богини плодородия Нэлы, очень почитаемой в Лысых Холмах, как, наверное, и во всех деревнях. Говорят, что он — мудрейший, хотя доказательств его мудрости Кай никогда не слышал. Зато видел самого Наги — полуслепого и почти глухого старикашку, вечно завернутого с головы до ног в темный плащ. Жрец редко покидает свой храм — единственное каменное сооружение в округе, похожее на дурно построенную сторожевую башню. Но монеты, по крайней мере, у него точно водятся.

В первое воскресенье каждого месяца деревенские носят ему подношения: мясо, рыбу и кукурузные лепешки. В первое воскресенье каждого месяца над храмом Нэлы курится черный дым — это богиня вкушает дары смертных. Конечно, мудрейший Наги не все принесенные дары сжигает. Большую часть продуктов забирает Жирный Карл, а взамен отсылает жрецу кошель медных монеток. Так уж принято.

Если Жирного Карла, особенно когда он на вороном жеребце выезжает в деревню по своим делам, легко перепутать с какой-нибудь сиятельной особой, то господина Симона, графского мытаря, тоже проживающего в Лысых Холмах, нипочем не отличишь от обычного нищего. Вот уж кто был бы богатейшим человеком в деревне, если б не страсть к выпивке и природная неряшливость. Одевается Симон как попало, в такое рванье, которое не каждый деревенский на себя нацепит, чтобы, например, скотный двор почистить. Неизменно поддатый, он праздно шляется по деревне или сидит за кружкой пива в «Золотой кобыле».

Отношение к нему двойственное. С одной стороны, его здорово боятся и в глаза и за глаза иначе как «господином» не величают, потому что, какой бы он ни был пьянчуга и бездельник, все-таки он — человек, непосредственно самому его сиятельству графу Конраду служащий. Да еще когда-то при графском дворе жил конюхом и время от времени такими мудреными словами говорит, что его даже Жирный Карл понять не в силах. А с другой стороны, могут и поколотить Симона, когда он напивается так, что наутро вряд ли вспомнит происхождение синяков и ссадин.

А праздников в деревне много, больше, чем в городе. Только какие-то все невеселые и самому Каю малопонятные. То затеют в Лысых Холмах ловить кошек и собак да сжигать их близ кладбища в просмоленных мешках, а сквозь дым гонять домашний скот — считается, что такой дым предотвращает болезни животных. То возьмутся ночью с громким пением особых песен закидывать кукурузные поля фруктами и овощами, что родятся на деревьях и грядках почернелыми и скукоженными и которые весь год для такого случая собирают. Говорят, это чтобы умилостивить Злого Сеятеля — черного духа, портящего урожай. То жгут на холмах вокруг деревни семь костров, отгоняя невидимых глазу смертных Красных Птиц, духов большого пожара… В день праздника и еще день после праздника никто, конечно, не работает — пьют самогон, поют песни да частенько дерутся.

Так живут Лысые Холмы. Так же — больше года — живут и Кай с матушкой. Скучно здесь Каю, куда как хуже, чем в городе. Но он твердо знает, что жить ему тут осталось только три года.

Через три года стукнет ему четырнадцать лет, будет он считаться мужчиной и получит право выбирать любое занятие или ремесло, какое пожелает или на каком родные настоят. Кай уверен, что ни крестьянином, ни мастеровым человеком он не будет. Не прельщает его и торговое дело. Он уже давно решил, что посвятит свою жизнь одним ратным подвигам.

Сколько раз в мечтах мальчика вставала Северная Крепость — неприступная громада из серого камня под серым, всегда сумрачным холодным небом. Занесенная злым снегом, возвышается она на горной вершине над таинственным Вьюжным морем, над ледниками и снежными западнями. Далеко до нее добираться, сложно и опасно, но все же туда ходят караваны, доставляющие провизию рыцарям Ордена Северного Порога. А как доберется Кай до Крепости, уж никто его оттуда, мужчину, не прогонит. Не достанет меча, так будет поначалу огонь разжигать или оружие чистить или хотя бы комнаты мести — мало ли дел найдется. А уж в том, что представится случай проявить себя, заработать место в строю Ордена, Кай не сомневается. Не может быть иначе, раз он не мыслит себя никем, кроме как рыцарем, защищающим людей от неведомых чудищ из-за страшного Порога.

Только вот матушку жалко оставлять. Чужая она здесь, в Лысых Холмах, это Кай понимает.

Он не очень хорошо помнит первые дни в деревне. Он тогда еще был слишком слаб, чтобы выходить на улицу, поэтому несколько дней провел в хижине дедушки Лара и Бабани, никуда не выходя. Бабаня — это старуха Лара, ее все так в деревне называют. Она круглая, перемотанная тряпьем с ног до головы. Позже Кай узнал, что это тряпье служит ей одеждой и зимой, и летом. И лицо у нее круглое, совсем без морщин, а глазки маленькие, так что не поймешь сразу, злая она или добрая.

Спервоначалу-то Каю показалось, что она добрая. Да и сам Лар, заросший седыми волосами, костистый и худой, похожий на старое сухое дерево, покрытое белым мхом, — тоже ничего. Когда они ехали в деревню, матушка говорила Каю, что Лар и его старуха им родня. Не настоящая (Лар приходится отцом дочери сводной сестры дедушки Гура или что-то вроде того), но ближе никого нет, поэтому вести себя с ними надо как с самыми что ни на есть родными людьми. Да и старики приняли их радушно. Каю Бабаня сразу уступила свое спальное место — узкую и длинную скамью, тянущуюся вдоль всей стены хижины, а сама перебралась на лежанку в углу у двери. В тот первый день угощали только кукурузными лепешками да водой, потому как больше ничего в хижине не было. Матушка хотела пойти в харчевню купить что-нибудь еще из еды, но Бабаня ей не разрешила. Взяла монетки у матушки, сходила сама, вернулась с немалым мешком снеди, да еще привела троих деревенских с собой.